Сопротивление

Рэйсс К. Д.

— Эй, — произнесла я. — Примерно через двадцать минут я получу рекомендацию и выйду отсюда.

— Была рада снова тебя увидеть, — равнодушно ответила она.

— Позвони мне, когда попадёшь домой. Я серьёзно.

— Не думаю, что снова смогу повторить Оджай, — она покрутила корзинку с невероятно жёлтыми бананами, словно была не в силах выбрать один, хотя, на мой взгляд, они все выглядели одинаково.

— Да, я тоже, — ответила я, но это ли имелось в виду?

Дикон удерживал меня от такой жизни на протяжении многих месяцев, но я знала его и своё место. Возможно, он никогда

не появится в моей жизни, но если именно таков будет сценарий, то что я оставила? А через что мне ещё придётся пройти? Я осознала, что не ждала ничего. Я была в ужасе от предстоящего разговора с Диконом, от пребывания в своём большом доме. Мне было плевать, увижу ли я Эрла или Чарли. Даже не хотела вникать в ситуацию с Мартином и Дебби. Но больше всего я не мечтала о вечеринках. Не хотела кокаин, но знала, что пойду и найду его в тот момент, когда мне станет скучно. Не хотела секса, но знала, что он понадобится мне тогда, когда станет грустно.

Карен добралась до дна корзинки. Банан на самом дне был почерневшим и мягким. Никто бы не захотел его. Она взяла его и положила себе на поднос вместо свежего и твёрдого.

Я разберусь со всем этим, когда приду домой. Возможно, тогда, когда буду вылизывать основание чьего-то члена или буду подвязанной к потолку как кусок мяса, но я разберусь. Мне просто нужно копнуть глубже. Настойчивей. Полное укрощение торнадо, в котором я оказалась. С моих губ слетело нечто абсолютно неожиданное.

— Кое-что изменилось, — сказала я. — Не думаю, что буду жить так, как прежде.

— Да, — задумчиво ответила Карен, — если бы я знала, как остановиться, то сделала бы это.

— Это проблема. Я имею в виду себя. Проблема во мне, — произнесла я с лёгким смешком, словно попытавшись стереть то, что только что произнесла. Это была практика над размышлениями о том, что ещё можно было поменять. Словно прослушивание перед выздоровлением, чтобы посмотреть, смогла бы я выдержать эту роль или нет.

— Фиона, — заговорила Марджи, положив руку на моё плечо. — Нам пора.

Я обняла Карен:

— Прощай. Поешь что-нибудь, хорошо? Кожа да кости.

— Хорошо. Удачи снаружи.

Эллиот и Френсис вошли через стеклянную дверь, и я заметила, что он хмурился. Мы молча прошли в конференц-зал. Я попрощалась с линолеумом и садом по ту сторону окна. Молча, словно в молитве ко всем присутствующим, я попрощалась с Джеком, абсолютно не подходящим для секса, с Уорреном, который был ходячей катастрофой, и с Марком, ставшим одним из сотни или больше.

Я не знала, что ожидало меня снаружи. Не знала, примет ли Дикон меня обратно. Не предполагала, сможет ли пресса втоптать меня в грязь, но была готова выбраться из Вестонвуда. Это я могла сказать на все сто грёбаных процентов.

ГЛАВА 17.

Мама так и не вернулась. Присутствовали лишь я, Марджи с Эллиотом и Френсис. Стол блестел своей лакированной поверхностью под горизонтальными полосками жалюзи на окнах. В центре стоял никому не нужный телефон для конференц-разговоров, провода от которого расходились в стороны как лапки паука. Я пыталась поймать взгляд Эллиота, но он посмотрел на меня только

в тот момент, когда все заняли свои места. В его взгляде не было утешения, но Эллиот был из тех, кто никогда не допустит появления бреши в своей профессиональной выдержке.

Заправила прядь волос за ухо. Я хоть расчесалась? Почти состоялось моё возвращение в реальный мир, и мне была ненавистна сама мысль о том, что я сделаю это потрёпанной неряхой с лохматыми рыжими волосами и без макияжа. Меня поглотило чувство того, что я одной ногой уже стояла за порогом.

— Мисс Дрейзен, — обратилась Френсис к Марджи, — мы можем вам что-нибудь предложить?

— Может, выход на свободу?

Она улыбнулась так обезоруживающе, что это вызвало смех у Френсис, и напряжение в комнате слегка спало.

— Ну, благодарю за то, что пришли, — Френсис выглядела так, будто нанесла помаду на губы за пятнадцать минут до того, как прошла через стеклянную дверь. — Этот разговор записывается ради безопасности пациента, — я готова была засмеяться, но сумела подавить этот порыв. Френсис продолжила. — Доктор Чепмэн и я предоставим наши рекомендации судье и окружному прокурору города Лос-Анжелес по делу Фионы Мауры Дрейзен, — Френсис сложила руки перед собой и посмотрела мне в глаза. — После тщательного обсуждения с администрацией этой лечебницы и принятия к сведению совета доктора Чепмэна мы решили рекомендовать вам остаться в Вестонвуде или другом аккредитованном заведении для дополнительного наблюдения от четырнадцати до сорока пяти дней согласно Разделу 5250 закона Калифорнии о Социальном Обеспечении.

Я сглотнула:

— Что, простите?

— К чему вы клоните? — потребовала Марджи. — Она полностью дееспособна. Я видела, как отпускали более больных людей под их собственное честное слово.

— Во время своего пребывания здесь она три раза совершала нападения, — ответила Френсис.

Я выплюнула Эллиоту:

— Вы говорили, что это было из-за таблеток!

— Я говорил «возможно», — ответил он нежно. — Мне жаль, но…

Френсис прервала его.

— И она до сих пор не вспомнила инцидент.

— Не было никакого инцидента, — прорычала Марджи. — Можете спросить Дикона Брюса.

— Судья думает, что был, — ответила Френсис. — Он обеспокоен тем, что придётся выпустить на свободу женщину, у которой были психические припадки.

— Мы приняли сделку о признании вины.

— От обвинителя. Мнение судьи ставится в приоритет.

Марджи превосходно держала себя в руках, но я видела, как всё внутри неё закипало. Могла бы поспорить, что два терапевта за столом напротив нас видели то же самое.

— Наша рекомендация основана на том, что она будет находиться здесь для её же блага, — мягко произнёс Эллиот. Он закрыл свою маленькую папку и встал. — У меня сеанс через две минуты. Прошу прощения, — он кивнул каждому из нас и зашагал прочь.

Я была шокирована и сидела неподвижно. Что только что произошло?

У меня была полная уверенность того, что я покину это место. Я даже попрощалась с ним, проверила свою палату на наличие личных вещей, посмотрела на столовую в последний раз. Остаться здесь было хуже, чем признать поражение. Это было унизительно.