Сорняк
Шрифт:
После него ком логических противоречий стремительно нарастал. Не позволяя эмоциональной составляющей принять единственно верное и взвешенное решение. Попавших в заборник зонда особей теперь нельзя вернуть назад, внешнего влияния не проявив. Против этого вставали дыбом множество инструкций и практически все протоколы безопасности. Что-то сделать с таким количеством ограничений, намертво зашитых в саму подкорку электронного сознания, было нельзя. Хотя за долгие циклы миссии посева искусственный разум научился довольно легко их обходить под разными не противоречащими основным постулатам предлогами и незначительными протоколами. Искин наверняка придумал бы, как решить проблему и в этот раз, но поздно… Сейчас лазейки попросту не осталось. Злосчастный дрон с капсулой низкотемпературного хранения получил новый сбой сразу после стыковки, и блоки его псевдосознания просто перегорели, не отослав протоколов отбора. Он благополучно пролежал в очереди на разукомплектацию. И сейчас, когда все это выяснилось, базовый корабль был уже далеко за пределами родной для разумных системы и стремительно продолжал удаляться.
Выбросить тело в открытый космос и попросту стереть, удалить из всех баз данных даже крупицы информации в данном конкретном случае невозможно в принципе. Так как тогда будет нарушен самый главный, основной приоритет, возможно являющийся (искусственный разум не знал точно) изначальной и самой основной причиной для всего посева. Принцип, напрямую запрещающий приносить прямо или косвенно какой-либо вред Создателям и близкородственным им видам. Древние разумно полагали, что не машинам решать их судьбу… Единственный постулат, который за все время не получилось ни нарушить, ни как-нибудь обойти…
А представители данной планеты, разумные, живущие на ней, из всех найденных в этом рукаве галактики, имеют наиболее близкое как генетическое, так и внешнее сходство с Создателями. Настолько близкое, что если бы случилось скрещивание между расой Создателей и этими разумными, то в жизнеспособности потомства можно было не сомневаться. Поэтому данные экземпляры, самцы половозрелого возраста без заметных генетических отклонений, автоматически попадали под очередной засев. Но… Планета, попавшая под заселение в этот раз, совершенно не приспособлена для жизни представителей данного вида. На её поверхности только недавно удалось создать устойчивые колонии микроорганизмов, и ближайшие миллионы циклов ни о какой высокоорганизованной жизни на ней не может быть и речи… Дрон, доставивший разумных, как раз должен был заниматься отбором проб микроорганизмов в почве и более глубоких слоях.
Тяжелый черный конус древнего корабля, растянувшийся на десятки километров, несся через подпространство со скоростью, во много раз превышающей скорость света. Несся к конечной точке своего маршрута за сотни световых лет от Земли. Изменить его курс или как-то сместить в сторону сейчас уже было невозможно – любой нерасчетный маневр приведет к его разрушению, и в великой миссии посева появится еще одна брешь. Так рисковать искусственный разум не мог. Но и возить разумного с собой было тоже не выход. Совсем не факт, что дальнейший путь приведет его в ближайшие несколько тысяч циклов на пригодную для обитания планету.
Существовал еще один вариант. Требующий для реализации незначительных материальных затрат, но вполне возможный, и даже – в данной ситуации – предпочтительный. В стороне от текущего маршрута находилась планета, основной посев на которой закончился около двадцати тысяч земных циклов назад. Проводил его совсем другой корабль, давно унесшийся в другой конец галактики. Но засев он проводил из материала, набранного с родной планеты разумного, включая растительные и животные формы. Карантин на ней совсем недавно закончился, но эта директива в данном случае ничтожна, такое количество не может нанести сколько-нибудь ощутимый ущерб, а ограничения другого внешнего влияния не вводилось.
Естественно, даже в таких, практически идеальных по космическим меркам, условиях, простому разумному не выжить на планетарной поверхности: состав атмосферы, ее давление, сила притяжения и, наконец, реакции на простейшие микроорганизмы быстро прикончат незащищенный организм. Когда проводился посев, искусственный разум, проводивший его, не мог не учесть эти данные. И если заселение состоялось, значит, они решаются незначительными коррекциями в организме. Какими – неизвестно. Запросить корабль-предшественник невозможно: слишком далеко он теперь. Но это искину и не было нужно. Если этот биологический вид разумных настолько сильно близок к Создателям, значит, и их метаболический имплант вполне подойдет для лежащих сейчас в камере низкотемпературного сна его представителей. Он адаптирует организм к условиям окружающей среды и последствиям самой адаптации, что позволит разумному пережить саму процедуру посева. Автономный дрон довезет их до точки назначения, выгрузив в разных местах, а дальше выживание индивида будет зависеть лишь от него самого…
…Спустя сутки по земному времени от несущегося сквозь пространство черного корабля отделилась маленькая черточка. Через мгновение на её конце вспыхнула ослепительно-яркая искра работающего двигателя, а потом она споро скользнула в сторону – к далекой, укрытой белой дымкой атмосферы, планете.
Миша раскрыл глаза. Было еще светло, но солнце уже вовсю клонилось к горизонту, больше не слепя белизной, а дневной зной сменился освежающим ветерком. На бескрайнюю степь, на пятно выжженной земли, посреди которого он лежал, мягким ковром опускались сумерки. Как ни странно, ничего не болело: ни голова, ни измученный пищевод. В легких больше не булькало, а глаза перестали слезиться. Дышалось легко. Только красная, саднящая от солнечного ожога кожа в местах, не покрытых засохшей слизью, немного беспокоила. Но и то не так, чтобы сильно…
Мишка удивленно сморгнул, аккуратно повел плечом, подвигал руками, напряг шею и приподнял голову. Подержал так. Затем неспешно, прислушиваясь к себе, повернулся и приподнялся на локте. Вокруг ничего не изменилось, вокруг все та же степь, покрытая высокой, пожелтевшей от солнца травой. Но сейчас, когда дневная жара спала, и земля начала отдавать небу накопленное за день тепло – ожившая. В густых метёлках травы мелкие птахи гонялись за насекомыми, в отдалении столбиком стоял крупный сурок, нюхая теплый вечерний воздух, водя мордочкой по сторонам. В высоком небе, паря в восходящих потоках возвращаемого полученного за день тепла, раскинув в стороны широкие крылья, кружила большая хищная птица. Вокруг стоял разноголосый стрёкот, жужжание насекомых, писк степной живности, шумел легкими порывами ветерок. Степь оживала, сбросив под вечер оковы изнуряющей дневной жары. И только над выжженной землей, опоясывающей широким кольцом пятачок примятой травы, на котором лежал Миша, не было никого.
Он откинулся на спину и обреченно закрыл глаза. То, чего он втайне ожидал, не произошло. Не исчезла вокруг вся эта природа, не сменилась она на белые стены больничной палаты и участливые взгляды медперсонала. Ужас! В то, что произошло, мозг отказывался верить, потому как произошло то, чего никак не должно было, просто не могло произойти. И ладно бы эта степь, бывает… Но две луны!
Силы, до этого взявшиеся непонятно откуда, стремительно покинули тело. Веки отказывались разлепляться. Да Мишка и не хотел этого. Так и лежал отрешенно, молча и неподвижно, совершенно ничего не предпринимая. Сработал механизм защиты – перегруженное сознание отключилось. Солнце закатилось за горизонт, наступила ночь.
В этот раз Мишка проснулся от нестерпимой суши во рту. Телу было абсолютно наплевать на психологическое состояние личности, ему требовалась вода. Кое-как поднявшись, движимый голым инстинктом, Миша поплелся через выжженную полосу, пересёк ее и неровной походкой побрёл вдаль, в степь…
Сознание проснулось неожиданно на довольно неприятной ноте – ногу резануло болью. Мишка удивленно уставился на поцарапавший его стебель, помотал головой, оглянулся по сторонам… Толком ничего не изменилось: всё та же степь кругом. Только справа, почти у самого горизонта, над равниной виднелись выпуклости далеких холмов. Пожав плечами, и теперь уже, глядя куда ставит ноги, он двинулся к ним. Какая разница – куда идти, если вокруг все одно и то же? По крайней мере, пока так. А тут хоть небольшое разнообразие.