Сорок имен скорби
Шрифт:
— Видите — цифра три? Это номер продавца. Единица — Алан, двойка — я, тройка — Эрик.
— Что за Эрик?
— Он у нас на неполном дне. Эрик Фрейзер. Обычно помогает с товаром, но когда большой поток, скажем, в обед или после школы, сидит и за кассой. Видите, в левом верхнем углу время совершения покупки: шестнадцать тридцать. Если посмотрите в наш календарь, увидите, что у меня в это время урок. Думаю, вы захотите потолковать с Эриком Фрейзером.
— Мистер Сазерленд, есть тут что-нибудь, до чего мистер Фрейзер недавно дотрагивался и чего, кроме него, больше никто не касался?
Сазерленд
— Идите за мной.
Алан Трой вился вокруг Коллинвуда, протыкая пальцами воздух, он требовал, чтобы ему сказали, в чем дело. Его прервал Сазерленд:
— Алан, Эрик вчера полировал «мартины»?
— Я буду жаловаться начальнику полиции. С моими сотрудниками нельзя так обращаться. Ваши люди должны…
— Алан, бога ради, скажи им. Эрик вчера полировал «мартины»?
— «Мартины»? — Трой покосился сначала на Сазерленда, потом на Делорм, потом на Кардинала, потом опять на Сазерленда. — Вы хотите знать, полировал ли Эрик «мартины»? Вдруг возник безотлагательный вопрос: полировал ли Эрик «мартины»? Ну что ж — да, Эрик действительно полировал «мартины».
Кардинал спросил, брал ли в руки эти гитары кто-нибудь еще. Нет. Дела идут вяло, «мартины» дорогие, к ним никто больше не притрагивался.
Все еще в перчатках, Кардинал потянулся к гитаре, висящей на стене.
— Чтобы ее обратно повесить, он должен был взяться за низ, так?
Мистер Трой кивнул; гнев в нем уступил место жгучему интересу. Кардинал протянул гитару Коллинвуду.
Коллинвуд, как всегда молчаливый, насыпал щепотку порошка на деку, потом сдул. Проступили два идеально четких отпечатка пальцев. Он вынул из кармана карточку, на которой были отпечатки пальцев, снятые экспертами с горла Артура Вуда.
— Полностью совпадают, — произнес Коллинвуд. — Полностью совпадают, ясно как божий день.
50
Насчет герметика для труб Эди с Эриком оказались правы. Куда эффективнее, чем лекарства, да и хлопот с такой лентой меньше. Кийт Лондон напрягался изо всех сил, но лента не подавалась ни на миллиметр. Оба запястья и обе лодыжки были надежно примотаны к креслу. Ему удалось чуть-чуть ослабить лишь ленту, закрывающую рот. Смачивая ее слюной, он постепенно размягчил ее и мог теперь издавать хоть как-то слышимые звуки.
А еще у него получалось понемногу расшатывать кресло, к которому его привязали. Качаясь из стороны в сторону, он чувствовал, как подаются стыки.
Когда Эрика и Эди не было дома, вот как сейчас, Кийт пользовался случаем и раскачивал кресло, ощущая при этом, как отверстия для винтов расширяются, а те продолжают вгрызаться в дерево. Его уже дня два не кормили, и эти упражнения его изматывали. Приходилось каждые несколько минут останавливаться, чтобы перевести дух.
Скоро Эрик и Эди его куда-то перевезут. Вколют ему успокаивающее, перетащат в какое-то уединенное место, а там… Он попытался изгнать из памяти то, что видел на кассете.
Сегодня утром он раскачивался больше часа, начал, как только проснулся, и теперь запястья и лодыжки были стерты в кровь, а раненая нога доставляла жуткие мучения. Но продвижение наметилось: он чувствовал, что кресло подается
Он замер, прислушиваясь. Сквозь потолок донеслись шаги, потом — скрип передвигаемых стульев. Эрик и Эди — прямо над головой. Кийт снова принялся раскачиваться, несмотря на страх быть услышанным. Нет, убеждал он себя, кресло стоит на бетоне, шум до них не дойдет, они ничего не заметят.
Он снова стал двигаться — из стороны в сторону, из стороны в сторону, — раскачивая кресло и напрягая мышцы, затянутые лентой. Раз. Два раза. Три раза. Да, спинка кресла явно подается. Сейчас он может ее немного повернуть. Если он приложит усилия в правильном направлении, навалится в нужном месте, обрушит давление туда, где спинка кресла крепится к сиденью, кресло должно сломаться.
Наверху Эрик открыл наплечную сумку — сумку Кийта — и вытряхнул содержимое на пол. У него не было чувства, что он без спросу трогает чужое имущество, выставляет его на обозрение: пара аккуратно сложенных носков, длинные, слегка запачканные трусы, солнечные очки и лосьон для загара. Господи, он что, собирался на лыжах кататься? Путеводитель Фроммера по Онтарио и дешевое затрепанное издание «Игры в бисер».
Эрик встал и отряхнул джинсы:
— Я буду читать список. А ты клади вещи в сумку. — Он вынул из заднего кармана листок и развернул его. — Клейкая лента.
Эди вынула ее из ящика стола у холодильника и положила в сумку:
— Клейкая лента.
— Веревка.
Эди нашла тугой моток бельевого шнура, купленного в Торонто, и опустила в сумку.
— Отвертка плоская…
— Отвертка плоская…
— Отвертка Филипса…
— Боже, Эрик. Ну кому еще могло прийти в голову составлять список отверток? По всем видам.
Эрик холодно глянул на нее:
— Кое-кто еще давно попался бы. Щипцы…
— Щипцы.
— Паяльная лампа…
— Надо сперва убедиться, что она работает. — Эди достала из ящика коробок спичек. Эрик отвернул латунное кольцо, и горелка зашипела. Эди чиркнула спичкой и сунула ее внутрь. Раздался тихий хлопок, и пламя зажглось. Она отвернула кольцо побольше, и синий язычок огня в форме пули чуть не подпалил ей рукав. — О-о, — сказала она. — Это будет потрясающе. — Она привернула кольцо, и язык пламени улегся обратно в свое отверстие.
— Ломик.
— У нас нет лома.
— После острова я его оставил здесь. Он в подвале, рядом с лестницей.
Эди вышла из-за стола и направилась в подвал.
— Заодно проверь, как там узник.
Эрик вынул из рюкзака разделочный нож. Вытащил его из чехла и проверил на большом пальце. Потом повернулся в сторону подвала и крикнул:
— И точильный камень принеси, если у тебя есть!
Он вынул аптечную упаковку из коробки от «энергетика» и выложил на край стола шесть таблеток в ряд. Нашел в буфете стакан и пустил воду, дожидаясь, чтобы она стала холодной и прозрачной. Потом сел за стол и одну за другой проглотил таблетки, каждый раз закидывая голову, чтобы помочь им проскочить. По спине у него пробежала дрожь.