Сорок изыскателей
Шрифт:
— Привал! Ночлег! — скомандовала Люся.
Все остановились, с облегчением сбросили рюкзаки и принялись за работу.
Костровыми были оба близнеца. Чуть слышно обмениваясь им одним понятными словечками, они быстро разожгли костер. Им притаскивали сухие, выкинутые весенним паводком ветки, и скоро костер запылал так жарко, что к нему невозможно было близко подойти.
Кашеварами командовала Люся. Витя Большой и Витя Перец заранее, еще до разжигания костра, забили в землю две рогатки и на перекинутой палке подвесили оба ведра с
Витя Большой важным, не допускающим возражений голосом предложил варить кашу каким-то аргентинским способом, о котором он вычитал у Майн Рида: сперва почти без воды, потом постепенно подливая воду.
Люся терпеливо выслушала и рассмеялась:
— Да ну тебя! Все подгорит, да мало будет. Уйди! Витя Большой обиделся.
— Люди опытнее тебя дают дельные советы, а ты не слушаешь! — пробормотал он и отошел в сторону.
Мальчики-рыбаки наладили удочки и скрылись в прибрежных кустах. Червей они запасли еще дома и принесли в карманах.
Девочки-«жилищницы» обламывали ольховые ветки, подтаскивали их к ближайшим кустам и ставили торчком в ряд, связывая макушки с растущими ветвями. Так получался уютный шалашик, внутри которого они расстилали еловые лапы и траву. Таких шалашей они понастроили пять штук.
Соня и Галя отправились в кусты за ежевичными и малиновыми листьями. Уже темнело, и надо было спешить подготовить чайную заварку.
Одним словом, всем нашлось дело. Только Володя-Индюшонок с фотоаппаратом на ремне гордо расхаживал между шалашами, засунув руки в карманы брюк, задрав кверху свой и без того курносый нос, и всех критиковал. Темнело, и сегодня фотографировать было уже поздно.
— Картошку взяли? — спрашивала Люся.
— Взяли! — хором ответили все, кроме меня и Сони.
— Сахар взяли?
— Взяли!
— Хлеб взяли?
— Взяли!
— Лук взяли?
Оказалось, только одна Галя принесла зеленый лук.
— А у меня есть лавровый лист и черный перец, — радостно сообщила Магдалина Харитоновна.
Я подумал: вот не догадался, надо было захватить хоть конфеток.
Вода в обоих ведрах закипела. В одно засыпали пшенный концентрат, в другое — сухой кисель. Витя Большой стал мешать кашу ольховой палкой-мешалкой с таким серьезным видом, точно решал задачи.
Тут выяснилось, что Галя и моя Соня забыли ложки. Да, так-таки и забыли; от смущения Галя поджала губки и скосила глаза на своих дядюшек, а Соня засмеялась.
— Самое важное и забыли! — рассердилась Магдалина Харитоновна.
Надо было действительно как можно скорее опустошить оба ведра, вымыть их и вновь поставить кипятить воду для чая, в одном ведре — из малиновых листьев, в другом — из ежевичных.
— Эх, вы! — презрительно бросил Володя. — Только всех задерживаете!
— С девчонками связаться — вечно одни недоразумения! — процедил Витя Большой.
— Сейчас выручим! — крикнул Гена.
Он подмигнул брату. Оба скатились к самой воде и стали там что-то искать.
Пока все усаживались вокруг ведер, наполненных жидкой пшенной кашей и киселем, а Люся разливала обед по кружкам, близнецы вновь вынырнули из-за кустов и с торжеством преподнесли девочкам ложки, да такие хорошенькие, что все моментально побросали свои алюминиевые и деревянные.
Новые ложки были сделаны из половинок раковин; к заостренному концу каждой из них близнецы прикрепили по палочке, чуть расщепив ее конец.
— Нигде я о таких странных приспособлениях для еды не читала, — забеспокоилась Магдалина Харитоновна.
— Перламутр из раковин не вреден, — робко возразил я. Кончилось тем, что все ребята, и Люся, и я стали есть пшенную кашу раковинными ложками. Одна Магдалина Харитоновна хмуро черпала алюминиевой.
Все поужинали. Костер догорал. Наступил черед рыболовов похвастаться своей добычей. Не меньше полусотни уклеек, плотвичек, окуньков, ершей принесли они в двух связках.
Все ножи, сколько их было, пошли в работу; разрезали рыбкам животы, насыпали внутрь соли и, не очищая чешуи, облепляли их мокрой глиной и закапывали в горячую золу — завтра на закуску.
— Что за необычайный способ приготовления рыбы? — недоверчиво покосилась Магдалина Харитоновна.
— А я еще с детства знала, — ответила Люся.
— Помнится, Робинзон именно так запекал рыбу, — неуверенно добавил я.
Ночь наступила черная, тихая, теплая, вода в реке была тоже черная, прибрежные кусты еще чернее. Где-то у того берега — плеснула большая рыба, где-то в кустах вспорхнула птичка, и снова воцарилась тишина. А вокруг костра сидели и лежали наши путешественники и пели песни.
Сейчас все насытились, угомонились, петь перестанут, еще, чего доброго, снова начнут ко мне приставать: «Расскажите, расскажите о путешествиях». Я отошел в сторону, в кусты. Отсюда, из моего убежища, при оранжевом мерцающем свете костра, на фоне полной темноты фигуры всех ребят, отбрасывающие призрачные, трепетные тени, напоминали таинственных изыскателей, ищущих несметные сокровища в недрах земли.
«Приеду домой в Москву — расскажу Мише и Тычинке, как мы отправились за окаменелостями и минералами, как мы начали поиски портрета. Вот только от мамы нам попадет: и я и Соня в первый раз в жизни ночуем в лесу, "на голой земле».
Неожиданно песня смолкла. Кое-кто из мальчиков и девочек встал. Они начали спорить, вертеть головами. Соня, предательница, указала пальцем в мою сторону. Ребята вскочили, побежали.
— Пионеротряд желает выслушать ваш доклад о путешествиях, — твердо сказал Витя Большой, подойдя ко мне.
— Айдате к костру, — затеребили меня оба близнеца.
И вот меня уже подхватили, поволокли под руки. Я еле переступал ногами и шел, словно к зубному врачу.