Сорок правил любви
Шрифт:
Я любил странствовать по миру, встречаться с разными людьми, видеть разные города. Мне нравился Дамаск, и я хотел бы остаться в нем до следующей зимы. Новые места обычно вызывают у людей чувство одиночества, которое заставляет их мучиться от тоски. Однако со мной был Бог, и я не чувствовал себя одиноким.
И все-таки… Все-таки я отлично понимал, что сердце мое осталось в Конье. По Руми я скучал до того сильно, что мне было больно даже произносить его имя. В конце концов, какая разница, в каком городе жить, если рядом нет
Я двинул королеву, и Франциск широко открыл глаза, когда понял, чем это грозит мне. Однако в жизни, в отличие от шахмат, есть ходы, которые делаешь не для того, чтобы выиграть, а потому что так надо.
— Пожалуйста, поедем со мной, — взмолился Султан Валад, прерывая мои размышления. — Люди, которые злословили о тебе и плохо с тобой обращались, раскаялись. На сей раз, обещаю, все будет хорошо.
Мне хотелось ему сказать: «Мой мальчик, не тебе давать такие обещания, да и никому другому тоже нельзя давать обещания, которые не можешь выполнить».
Но вместо этого я лишь кивнул головой:
— Хочу еще раз посмотреть закат в Дамаске. А завтра поедем в Конью.
— Правда? Спасибо! — воскликнул просиявший Султан Валад. — Ты даже не представляешь, что это значит для отца!
Потом я повернулся к Франциску, который терпеливо ждал, когда я продолжу играть. И стоило ему завладеть моим вниманием, как на его губах появилась широкая улыбка.
— Смотри, мой друг! — победно произнес он. — Шах и мат.
Кимья
Май 1247 года, Конья
Беглец Шамс Тебризи вернулся в мою жизнь. Однако он очень изменился да и держался теперь от меня на расстоянии. Похоже, его не радовало возвращение в Конью. Тем не менее он казался моложе и прекраснее, длинные волосы падали ему на глаза, он сильно загорел под дамаскским солнцем. Однако было еще что-то. Но что? Как понять? Его глаза дерзко сверкали, но взгляд не был похож на тот, к которому я привыкла. И мне не удавалось отогнать от себя мысль о том, что у Шамса взгляд человека, который все про все знает, но больше не желает ни с чем и ни с кем сражаться.
Надо сказать, что перемена, происшедшая с Руми, была еще серьезнее. Я-то думала, стоит вернуться Шамсу — и все страдания учителя пройдут, но ничего такого не случилось. В тот день, когда появился Шамс, Руми встретил его с цветами за городской стеной. Но прошли первые радостные дни, и Руми снова замкнулся в себе, к нему вернулась непонятная тревога. Думаю, я знаю ее причину. Раз потеряв Шамса, он боялся потерять его снова. Кому, как не мне, понять его, потому что я тоже боюсь его потерять.
Единственным существом, с которым я поделилась своими чувствами, стала Гевхер, покойная жена Руми. Конечно же она не совсем человек, но и называть ее привидением мне не хочется. Она всегда рядом со мной — с первого
— Руми очень мучается, и мне хочется ему помочь, — поделилась я сегодня своей тревогой с Гевхер.
— Наверно, тебе это по силам. Утром у него мелькнула одна мысль, которой он еще ни с кем не делился, — загадкой ответила на мои слова Гевхер.
— Что это за мысль?
— Руми считает, если Шамс обзаведется семьей, горожане станут к нему благосклоннее. Будет меньше злословия, и Шамсу не придется еще раз бежать из Коньи.
У меня будто сердце прыгнуло в груди. Шамс женится! На ком?
Гевхер искоса поглядела на меня и произнесла:
— Руми размышляет о том, согласишься ли ты стать женой Шамса.
Я была потрясена. И дело совсем не в том, что мысли о замужестве пока еще не приходили мне в голову. Мне исполнилось пятнадцать лет, следовательно, я достигла подходящего возраста, но я знала, что девочки, выходя замуж, навсегда меняют свою жизнь да и сами тоже меняются. Окружающие начинают относиться к ним совсем по-другому, и даже дети сознают разницу между замужней женщиной и незамужней.
Гевхер ласково улыбнулась и дотронулась до моей руки. Она-то поняла, что меня беспокоит сама идея замужества, а не брак с Шамсом.
На другой день ближе к полудню я отправилась к Руми и нашла его читающим книгу под названием «Тахафут аль-Тахафут» Ибн-Рушда.
— Скажи мне, Кимья, — произнес он с нежностью, — что я могу для тебя сделать?
— Помните, когда отец привез меня в Конью, вы сказали ему, что девочка не может быть хорошей ученицей, так как ей предстоит выйти замуж и растить детей.
— Конечно же помню, — отозвался Руми, и в его глазах появилось любопытство.
— В тот день я пообещала себе, что никогда не выйду замуж и навсегда останусь вашей ученицей. — Я запнулась, так как боялась произнести то, что намеревалась. — Но, может быть, я выйду замуж и тем не менее останусь в вашем доме? Я хочу сказать, если я выйду замуж за того, кто живет в этом доме?
— Ты хочешь стать женой Аладдина? — спросил Руми.
— Аладдина? — переспросила я, не понимая, при чем тут Аладдин. Почему он решил, что речь идет об Аладдине? Аладдин мне как родной брат.
Наверняка Руми заметил, что я удивлена.
— Некоторое время назад Аладдин пришел ко мне и попросил твоей руки.
Я потеряла дар речи. Слава Богу, девочке не положено задавать много вопросов, когда идет речь о ее замужестве. Но мне надо было знать больше.
— Что вы сказали ему, учитель?
— Я сказал, что сначала должен спросить тебя.
— Учитель… — Я умолкла, потому что мне изменил голос. — Я пришла сказать вам, что хочу стать женой Шамса Тебризи.
Руми окинул меня недоверчивым взглядом.