Сорок пять(изд.1982)
Шрифт:
«Ясно, — подумал Генрих, — Шико рассердился из-за того, что я оказался неправ. Боже мой, как мелочны люди! И даже самые умные из них».
Как ни был осторожен Шико, шпоры его не могли не звякнуть, когда он спускался по лестнице Лувра; на этот звон оборачивались люди и отвешивали Шико поклоны, ибо всем было известно, какое он занимает при короле положение, многие кланялись ему ниже, чем стали бы кланяться герцогу Анжуйскому.
Зайдя в сторожку у ворот Лувра, Шико остановился в уголке, словно для того, чтобы
Капитан, присланный герцогом де Гизом, вышел минут через лять после Шико, на которого не обратил никакого внимания. Он спустился по ступенькам и прошел через луврские дворы, весьма гордый и довольный, ибо, судя по оказанному ему приему, король не имел никаких подозрений относительно герцога де Гиза. В то самое мгновение, когда посланец вступил на подъемный мост, его вернул к действительности звон чьих-то шпор, показавшийся ему эхом его собственных.
Он обернулся, и велико же было его изумление при виде благодушного и приветливого лица своего недоброй памяти знакомца буржуа Робера Брике.
Борроме открыл рот на полфута в квадрате, как говорит Рабле, и остановился.
— Черт побери! — произнес Борроме.
— Тысяча чертей! — вскричал Шико.
— Это вы, мой добрый буржуа?
— Это вы, преподобный отец!
— В шлеме!
— В кожаной куртке!
И оба бравых вояки в течение нескольких секунд переглядывались, как два петуха, готовые сцепиться друг с другом.
Борроме первый сменил гнев на ласку.
Лицо его расплылось в улыбке, он произнес:
— Ей-богу, и хитрая же вы бестия, метр Робер Брике!
— Я, преподобный отец? — возразил Шико. — Но скажите, пожалуйста, почему вы меня так называете?
— Вспомните нашу встречу в монастыре Святого Иакова, где вы выдавали себя за простого буржуа.
— Вот как, — возразил Шико благодушно, — что же в таком случае сказать о вас, сеньор Борроме?
— Обо мне?
— Да, ведь вы выдавали себя за монаха и не очень-то дружелюбно обошлись со мной в монастыре, брат капитан, — сказал Шико.
— Я же принял вас за буржуа, а вы сами знаете, мы, военные, буржуа в грош не ставим.
— Это правда, — рассмеялся Шико, — равно как и монахов! Тем не менее я попал в вашу западню, ибо это переодевание было западней. Бравый капитан, вроде вас, не променяет без причины мундир на рясу.
— От собрата военного, — сказал Борроме, — у меня тайн нет. Признаюсь, в монастыре Святого Иакова у меня есть кое-какие личные интересы. А у вас?
— У меня тоже. Но… тсс!..
— Давайте побеседуем обо всем этом, хотите?
— Горю желанием, честное слово!
— Ну так вот, я знаю в Париже один кабачок, которому, на мой взгляд, равных нет.
— Я тоже знаю один такой, — сказал Шико. — Ваш как называется?
— «Рог изобилия».
— А! — сказал, вздрогнув, Шико.
— Вы имеете
— Нет, нет, что вы! А нам никто не помешает?
— Запрем все двери.
— Вижу, вы умеете устраиваться, — сказал Шико. — В кабачках вас так же ценят, как в монастырях.
— Вы думаете, я в сговоре с хозяином?
— Похоже на то.
— На этот раз вы ошиблись. Метр Бономе продает мне вино, а я ему плачу, когда могу, — вот и все.
«Ого! — подумал Шико, идя следом за лжемонахом. — Надо выбрать лучшую свою гримасу, друг Шико. Если Бономе узнает тебя, тебе крышка и ты просто болван».
XVII. «Рог изобилия»
Дорога, по которой Борроме вел Шико, напоминала нашему гасконцу счастливую пору его юности. Как часто, ни о чем не думая, направлялся Шико в кабачок, именуемый «Рогом изобилия». Он беззаботно усаживался на деревянной скамье, и доброе вино, уют, свобода порождали в нем ощущение, что сама юность, великолепная, победоносная, полная надежд, кружит ему голову.
Скоро глазам Шико предстала широкая улица Сен-Жак, затем монастырь Святого Бенедикта и почти напротив монастыря — гостиница «Рог изобилия», немного постаревшая, почерневшая, облупившаяся, но по-прежнему осененная снаружи чинарами и каштанами, а внутри заставленная оловянными горшками и медными кастрюлями, представляющаяся пьяницам и обжорам серебряной и золотой; такая утварь привлекает настоящее золото и серебро в карман кабатчика по законам внутреннего притяжения, несомненно установленным самой природой.
Обозрев с порога внутренность кабачка, Шико сгорбился и сделал гримасу настоящего сатира, ничего общего не имевшую с его добродушной физиономией и честным взглядом.
Если фасад «Рога изобилия» облупился, то и лицо достойного кабатчика испытало на себе тяжкое воздействие времени: оно приняло какое-то жестокое выражение. Недаром Борроме почитал людей шпаги, сообразуясь с принципом: страх рождает уважение.
В общем, вино в «Роге изобилия», за которым каждый посетитель имел право сам спускаться в погреб, славилось своим букетом и крепостью, и завсегдатаи прекрасно чувствовали себя в этом храме Бахуса.
Шико вошел следом за Борроме, не узнанный хозяином гостиницы.
Он хорошо знал самый темный уголок общего зала. Но когда он вознамерился обосноваться там, Борроме остановил его:
— Стойте, приятель! Вон за той перегородкой имеется помещение, где два человека, не желающие, чтобы их слышали, могут славно побеседовать за выпивкой.
И он провел своего спутника в укромный уголок, издавна знакомый Шико.
— Подождите меня здесь, — сказал Борроме, — а я воспользуюсь привилегией, которую имеют все завсегдатаи этого заведения, и самолично спущусь в погреб.