Сорока
Шрифт:
Когда закуска была расставлена, хлеб нарезан, а шампанское опущено в сугроб за порогом, подружки, хитро перемигнувшись, исчезли в соседней комнате. На все попытки парней выманить их оттуда девушки отвечали решительным отказом и просили еще немного подождать. Когда же минут через сорок терпение Олега и Вадима подошло к концу, двери комнаты наконец открылись, и девушки предстали перед парнями. Но в каком виде! И та, и другая стороны решили сразить друг друга наповал, для чего Майка и Ксюша облачились в мини-юбки, сетчатые колготки, босоножки на шпильках и коротенькие топики, больше напоминавшие верх от бикини. Про макияж и говорить нечего: одна взяла за основу разработку визажистов под названием «кошачий глаз», другая — не менее экстравагантную «ламбаду». Правда, девушек тоже ждал сюрприз, и их изумленным глазам предстали их спутники, облачившиеся в строгие вечерние костюмы с галстуками-бабочками — гулять так гулять! Галстуки подкосили девчонок окончательно, и они,
Новый год компания встретила под радио, сообщившее им радостную новость о наступлении полуночи, а с ней и нового отсчета дней. Потом, одевшись потеплее, вышли на улицу и развели костер. Замаринованный еще в Москве шашлык ждал в кастрюле своего звездного часа. Пока березовые дрова горели, образуя столь нужные угли, Вадим устраивал фейерверки, запускал петарды, взрывал хлопушки. Весь снег вокруг был усеян разноцветным облаком конфетти. Девчонки тоже приняли участие в праздничном салюте, им доверили запустить ракеты. Майка легко, словно играючи, вскинула дедовское ружье хозяина и, плавно нажав на курок, выпустила в небеса красную звезду. С Сорокой дело обстояло сложнее, она до чертиков боялась огнестрельного оружия, и чтобы она сделала свой выстрел, Барс вместе с Вадимом и хохочущей Майкой уговаривали ее полчаса. В итоге она неверными руками подняла ружье к небу, нажала на курок… и оказалась в ближайшем сугробе. Зеленая ракета, выпущенная ею, описывала высоко над головами ребят плавную дугу. Ксения с перепугу категорически проигнорировала советы прижать ружье как можно ближе к плечу, и ее жизненный опыт в этот день пополнился понятием «Отдача, или Держите меня семеро, а то восемь не удержат».
Дружными усилиями, попутно вытирая глаза от слез, выступивших после гомерического хохота, который вызвал Ксюшин кульбит, ребята вытащили Сороку из сугроба и начали жарить шашлык. Ароматный запах жареного мяса растекся в морозном воздухе, дразня обоняние. Майя втянула Барса в очередной диспут на тему «Какой способ маринада лучше всего соответствует разным сортам мяса?». В итоге они достигли согласия (что случалось нечасто), договорившись до того, что свинину лучше мариновать в пиве или белом вине, птицу — в кефире, а говядину, так и быть, в уксусе (Сорока скромно промолчала, что шашлык, в эту минуту румянившийся на шампурах, она вымачивала в лимонном соке с добавлением киндзы, — незачем всем знать ее профессиональные секреты). Наевшись, компания начала играть в снежки, мальчишки против девчонок, а когда все окончательно вспотели, промокли и устали, отправились обратно в теплую избу.
Там праздник продолжился. На середину комнаты был вытащен мешок с подарками. На Вадима, как на хозяина, была торжественно напялена ушанка, объявленная «самой настоящей дед-морозовской шапкой», и он начал вручать подарки. Правда, никому за просто так, за красивые глаза, подарок не давался. Нужно было спеть рождественскую песню, прочитать новогодний стишок или станцевать. Танцевать не решился никто — выпитое шампанское давало о себе знать, отзываясь легким шумом в голове и вызывая путаницу в ногах. Сорока спела под гитару песенку Деда Мороза, который, обходя квартиру за квартирой, дарил детям игрушки, потом пил с их родителями и в итоге «допоздравлялся» до такой степени, что забыл, кто он есть, назвал себя Дедом Маразмом и Мойдодыром и, окончательно потеряв свое лицо, попросил тазик, поскольку выпитый алкоголь просился наружу. Барс с горем пополам вспомнил детский стишок о зайцах, которые, чтобы их не то не съел серый волк, не то чтобы не подстрелили охотники, запрыгнули на елку и висели на ней, изображая из себя елочные игрушки. Майка долго думала, а потом, попросив Ксению подыграть, спела самую новогоднюю песню Юрия Лозы. К тому моменту, когда она пропела последние строчки: «Теперь с утра до вечера мне снова делать нечего. Скорей бы Новый-Новый-Новый год!» — Олег с Вадимом сидели, скорчившись от неудержимого смеха, и только руками махали, мол, хватит, пожалейте нас.
Столь бурно отмеченный праздник потихоньку начал сказываться на всех: Сорока уже откровенно зевала, Майка тоже подражала примеру подруги, и компания начала укладываться спать. Как-то само собой вышло, что Сорока с Барсом остались ночевать в той же комнате, где был накрыт стол, а Вадим с Майей ушли в соседнюю. Уже засыпая, Ксения улыбнулась: завтра она подробно расспросит подругу обо всем, а в том, что между ребятами что-то произойдет, она не сомневалась ни минуты. Последней ее мыслью перед тем, как Морфей окончательно принял ее в свои мягкие объятия, было: «Как же это приятно, знакомить между собой близких тебе
На следующий день встали поздно, зато все неплохо отдохнули. Позавтракав и одевшись, компания собралась идти в лес на лыжах. Нормального лыжного костюма не было только у Майки, зато в своих рейтузах в обтяжку и ярко-красной курточке она смотрелась что надо! Единственная проблема заключалась в том, чтобы случайно не упасть: снег мгновенно налипал на шерстяную одежду и быстро начинал таять, а ходить в мокром не позволяли погодные условия — морозец довольно резво пощипывал носы и щеки, что по Ксюшиному внутреннему термометру означало где-то около пятнадцати градусов ниже нуля.
Сначала команда добралась до остатков не то старой церквушки, не то разломанного скита: точнее определить было невозможно, а Вадим не знал точно всех местных легенд. Потом двинулись в сторону речушки, не замерзающей даже в самые жестокие морозы благодаря множеству ключей, бьющих в ней. Фактически она вся была одним сплошным родником. На обледеневшем мосту без перил Ксения «не справилась с управлением», и ее понесло к краю, туда, где двумя метрами ниже переливалась темно-синяя вода. Все случилось настолько быстро, что ребята даже не успели понять, что происходит, и, соответственно, не смогли прийти Сороке на помощь. Ксюша изо всех сил уперлась в мост лыжными палками и резко присела, чтобы, как она потом со смехом рассказывала, быть ближе к земле. Это затормозило ее занос, но одна лыжная палка все-таки соскочила с моста и, сорвавшись с Ксюшиной перчатки, упала в воду.
Возникла небольшая проблема: надо было как-то дойти до дома, а лыжник, собственно говоря, из Сороки был неважный. Достать же лыжную палку из полыньи было не реальнее, чем залезть в скафандре на сосну. Вадим великодушно отдал Сороке свои палки, а ее единственную, посовещавшись, оставили воткнутой в сугроб напротив места, где купалась ее сестренка-близнец. Как сказала Майка, любительница новых, никому не известных, но почему-то всем понятных словечек: «Все равно они были некузявые».
А потом начался цирк! Вадим пошел в лес на пластиковых лыжах, и если по полям он летел далеко впереди всей компании, демонстрируя великолепное владение коньковым стилем, то на даже самом маленьком подъеме начинал буксовать, проскальзывать и падать. Где-то на втором десятке падений от него потихоньку начал слышаться матерок, на третьем десятке в воздухе полностью царила ненормативная лексика. Кое-как он все-таки приноровился карабкаться на лесные взгорки то с помощью детской «елочки», то «лесенкой», а то и при помощи рук. Когда ребята решили ему помочь и попытались затаскивать Вадима наверх, протягивая ему в качестве бугеля лыжные палки, то по принципу домино в сугробе оказывались все добровольные помощники. В итоге до дома дошли вымокшие насквозь, и чтобы никто не подхватил коварную простуду, парни побежали топить баню.
Баня была построена в том же стиле, что и дом, обычная низкая бревенчатая изба из двух комнат: предбанника и парилки. Пока ребята возились с печкой, Майя с Ксюшей залезли на чердак и обнаружили сразу две полезные вещи — веники и воблу. Разложив промокшие брюки и свитера на русской печи и забрав из рюкзака Барса пиво, девушки присоединились к своим спутникам. Когда температура в парилке достигла почти ста градусов, компания, резво скинув с себя остатки одежды, запрыгнула на полки. Полков было два, но новое дерево, из которого они были сделаны, в данном случае не означало лучшее. Янтарная смола, выступившая на досках, которую никто сначала не заметил, быстро перекочевала на тела, а когда забившие тревогу Майка с Ксюшей постелили на полки старые покрывала, оказалось, что банные злоключения на этом не заканчиваются: смола стала проступать из досок, которыми были обиты стены и потолок. Впрочем, даже это досадное недоразумение не могло испортить прекрасного настроения, царившего в компании. Просто все замотали головы обрывками старой простыни, чтобы даже случайно смола не попала на волосы, и продолжили наслаждаться сначала сухим паром, как в сауне, а потом, поддав на каменку разбавленного водой пива, и настоящим влажным паром. От пива воздух наполнился запахом свежевыпеченного хлеба, что не могло не отразиться на аппетите отдыхающих. Девчонки хотели даже потихоньку улизнуть и полакомиться оставшимся после праздничного ужина шашлыком, но бдительный Барс встал в дверях и сказал, что ужин полагается только тем, по кому хорошенько прогуляется веник.
Ксения до этого пару раз уже была в подобных банях, и один раз, в Карелии, даже помылась в походной бане, представляющей собой каменный очаг, внутри которого раскладывался костер. Очаг затягивался сверху полиэтиленом, на камни лилась вода, и человек, стоящий внутри, словно купался в облаке пара, потея и смывая собственным потом всю грязь. Потом народ выскакивал из бани, которая обычно ставилась на берегу реки, и бежал ополаскиваться. Контраст между горячим паром и холодной речной водой был настолько велик, что удержаться от крика в момент погружения в воду было просто невозможно. Зато как великолепно потом чувствовали себя все туристы, не устоявшие перед соблазном банного дня!