Сорванная маска
Шрифт:
Тишина повисла между нами плотной, почти осязаемой завесой.
– Хорошо, – откликнулся наконец Арктур, пригубив вина.
– Вот и славно. – Я поднялась с дивана. – Если не возражаешь, предлагаю перейти на французский. Едва ли Фрер употребляет в кулуарах английский.
– Здравая мысль, – похвалил рефаит. – Bonne nuit, petite r^eveuse [32] .
– Bonne nuit [33] .
Остаток января прошел в изнуряющих тренировках.
32
Доброй ночи, юная странница (фр.).
33
Доброй ночи (фр.).
Я воображала каземат. Воображала друзей, застывших под дулами безликих солдат. Воображала бойню, навсегда искалечившую мою психику. Наконец ценою титанических усилий мне удалось отрешиться от тела и атаковать броню Арктура. Из носа хлынула кровь, но лиха беда начало.
В редкие часы досуга я зубрила принесенное Дюко досье на Фрер.
Люси Изабелла Фрер, старшая из трех дочерей министра финансов, родилась в Сайенской цитадели Тулуза. После развода родителей переехала вместе с матерью и средней сестрой в Марсель.
С детства Люси мечтала о карьере великой вещательницы и даже получила высший балл по истории Сайена. В двадцать три, на званом ужине в Гренобле, она знакомится с будущим инквизитором. В 2049 году пара объявляет о помолвке, Менара назначают министром юстиции, а пять месяцев спустя они с Люси женятся. Менары считаются образцовой семьей, почти везде появляются вместе, воспитывают троих детей и ждут четвертого. Фрер официально сообщила о своей беременности четырнадцатого декабря, когда уже была на четвертом месяце.
К досье прилагался видеофайл с ее публичными выступлениями. Я, словно губка, впитывала привычки объекта, походку, манеру держаться, переливчатый смех. Присаживаясь, Люси скрещивала ноги в лодыжках, а улыбалась исключительно левым уголком рта. Будучи в положении, она любила класть руку на округлившийся живот. За годы, проведенные в столице, Фрер избавилась от южного акцента, но кое-какие словечки иногда проскальзывали. Надо выучить, пригодится.
Фрер разделяла лютую ненависть супруга к паранормалам и выступала яростной противницей «азотика» – препарата для безболезненного умерщвления ясновидцев, разработанного и внедренного в Англии. Якобы это слишком гуманно. Естественно, до Франции препарат не добрался. Фрер частенько заменяла супруга на так называемой кровавой рулетке среди узников Бастилии.
Главная гильотина помещалась на Гревской площади. Мне попалась запись тройной казни. Камера запечатлела Фрер на зрительной трибуне с новорожденным Жаном-Мишелем на руках, левый уголок ее рта пополз вверх, когда один из приговоренных обмочился.
Безусловно, Люси Фрер – враг, приспешница Якоря, горящая желанием истребить всех ясновидцев. Тем не менее я не собираюсь глумиться над ее телом и злоупотреблять моей властью. У супруги инквизитора свои принципы. У меня свои.
Смущало еще кое-что. Прознав о моих талантах, Сайен обучил персонал распознавать симптомы переселения. Последствия их осведомленности я испытала в Манчестере на собственной шкуре. Неизвестно, кто из сотрудников отеля знал о моем бегстве и знал ли кто-то вообще. Но лучше перестраховаться. Переселение в Люси должно пройти без сучка без задоринки.
Рано утром Арктур застал меня на кухне вяло жующей овсянку. Из-за душераздирающего кашля мне не удалось сомкнуть глаз. Долгожданное выздоровление не наступало. Более того, день ото дня мне становилось только хуже.
– Вселись в меня, – попросил Арктур по-французски (английским мы решили пока пренебречь).
Я проглотила порцию каши.
– Вселиться? В полшестого утра?
– До февраля осталось всего ничего. Отрешение ты освоила, пора заняться непосредственно странствием.
Арктур сдержал обещание не жалеть меня на тренировках. Бросив недоеденную кашу, я поплелась в зал.
Спустившись в подвал, мы замерли друг напротив друга.
– Чтобы убить врага фантомом, ты должна действовать стремительно, тараном, – убеждал Арктур. – При переселении, наоборот, тебе необходимо плавно проскользнуть в лабиринт. Чем плавней, тем меньше риск носового кровотечения.
– Нельзя проникнуть в лабиринт, не применив силу, – возразила я. – Если замешкаюсь, Фрер наверняка обнаружит мое присутствие.
– Тогда не мешкай. Проверни дело быстро, но аккуратно. Так или иначе, Фрер невидица. Вряд ли у нее крепкий защитный барьер, – заключил рефаит.
В его собственной броне наметилась ощутимая брешь.
– А может, не напрягаться? – рассуждала я вслух. – В прошлый раз мы совместными усилиями выкрали воспоминания Вэнс. Почему бы не повторить то же самое Фрер?
– Она обязательно заметит неладное, – попробовал остудить мой пыл Арктур.
– Заметит, но, возможно, не сообразит, что к чему.
– А если сообразит? – бесстрастно парировал он. – А если Вэнс успела предупредить соратников?
Такая мысль не приходила мне в голову. При таком раскладе переселение – самый оптимальный вариант. Вопрос, какую тактику предпочесть – ненавязчивую или агрессивную?
– Соберись, – предупредила я и, отбросив все преграды, прыгнула.
Меня захлестнула чудовищная боль, но мгновение спустя страдания прекратились. Я тенью скользнула в чужой лабиринт и раздвинула висевшие там алые драпировки, мои пальцы светились на их фоне. В кромешной тьме они были единственным источником света. В сознании Арктура я горела словно свеча.
Рефаит ждал в самом сердце лабиринта. Заметив меня, он посторонился, как будто уступал полномочия. Стараясь не задеть его, я протиснулась мимо.
Подчинить рефаита сложнее, чем самого закаленного из людей. Я лихорадочно искала точку опоры, силилась заполонить собой все, мало-помалу фантом укоренился, освоился, и тренажерный зал содрогнулся от облегчения.
Арктур обладал червоточиной. Перед ним золотыми нитями маячили три призрака. Я невольно залюбовалась зрелищем, а в следующий миг, от переизбытка эмоций, едва не рухнула на колени. Его колени.