Сорванные цветы
Шрифт:
Женщины склонны к таким перепадам: от вопросов морали и нравственности к проблемам рационального гардероба. Чтобы развеяться и восстановить силы, Оксане потребовалось нырнуть в свой огромный платяной шкаф и вынырнуть оттуда с ворохом дорогих нарядов, которые она тут же вручила Кате и попросила их примерить. Может быть, после того как Мирославский продемонстрировал ей, как мало в ней нуждается, Оксане необходимо было почувствовать чью-то благодарность и признательность? Но успокоиться до конца ей все же не удалось. Струящееся, невесомое платье, подаренное Мирославским,
Все с самого начала пошло не так, как предполагал Макс Шнайдер. Полномочный представитель «Юмата хром корпорейшн», он явился на инвестиционный конкурс в приподнятом настроении – единственный удачливый (устроено!) претендент на краснотрубинский комплекс.
В зале присутствовал Максим Колотов. Макс рад был его видеть, хотя и не понимал, какое ему дело до судьбы горно-обогатительного комбината. Оказалось, что Максим, который ранее не афишировал своей профессии, является столичным журналистом, что очень удивило Шнайдера. Это было первым сюрпризом.
Во-вторых, таинственная «Тимманз индастриэл компани» (Шнайдеру удалось лишь выяснить, что она зарегистрирована в Панаме, в оффшорной зоне) имела место быть. Немец втайне лелеял мысль, что эта темная лошадка сошла с дистанции в самом начале предконкурсного отсеивания. Но зря. От фирмы представительствовала Сара Кронфорд, сексапильная экстравагантная девица лет сорока пяти. Она решительно пересекла зал и заняла место рядом с Максом, обдав его волной головокружительного аромата. Шнайдер предпочитал работать в более стерильной обстановке.
Прелестно вел себя председатель конкурсной комиссии Анатолий Николаевич Битюгин: он словно оказывал иностранцам большую честь, позволяя им купить за дикие миллионы долларов полуостановленный краснотрубинский комбинат. Битюгин для разминки пособачился с Максимом Колотовым: он намекнул ему, что присутствие прессы нежелательно. Максим, нагло уставившись сквозь очки на галстук функционера, в ответ буркнул, что Битюгин пытается нарушить закон о печати.
Когда вскрыли конверты с бизнес-планами, оказалось, что «Тимманз индастриэл компани» предложила на сорок миллионов долларов меньше «Юматы». Макс Шнайдер повеселел. После этого конкурсная комиссия единогласно проголосовала за предоставление судьбы комплекса в полное распоряжение «Тимманз индастриэл компани». Макс Шнайдер оторопел. Он не поверил своим ушам – такого катастрофического провала в его практике еще не случалось. И ему никто ничего не собирался объяснять!
– Как же так? – обратился Шнайдер к Максиму Колотову. – Вашей стране лишние сорок миллионов долларов?
– Очевидно, соперники подготовились лучше вас, – сочувственно произнес Максим. – И предлагая меньшую сумму государству, предложили большее, чем вы, вознаграждение его преданным служителям.
– Идиотизм, – пробурчал себе под нос Шнайдер. «Юмата хром корпорейшн», конечно же, оплатит его издержки, но время пребывания в России, вся эта суета, полеты на дурацком «Ане» провалились в черную дыру. Непродуктивность телодвижений всегда чрезвычайно раздражала
– Не хотите прокатиться в Москву на автомобиле? – предложил Максим. – С самолетами, насколько я помню, у вас напряженные взаимоотношения.
– Не с самолетами вообще, а с определенными видами самолетов, – сердито уточнил Шнайдер. Не в привычке бизнесмена было тратить на дорогу сутки, когда можно было уложиться в полтора-два часа, но сейчас он подумал, что спешить некуда. Москва, потом отчет в Токио – встреча с японцами будет не особо приятной. Ему заранее были противны их тщательно скрываемое недовольство и легкое сочувствие к неудаче немецкого бизнесмена. К чему же торопиться?
– Возьмем мангал, кастрюлю с маринованным мясом, по дороге в каком-нибудь живописном местечке – представьте себе осенний лес – сделаем шашлык... – уговаривал Максим, видимо забыв про вегетарианские замашки Шнайдера.
«И верно, – мысленно вторил ему Шнайдер. – А что? Время есть...»
– Хорошо, если я экономлю на авиабилете, то тогда я оплачу половину стоимости бензина.
– Бросьте, – махнул рукой Максим. Немецкая расчетливость столкнулась с русским гостеприимством. – Считайте, я пытаюсь хоть как-то компенсировать моральный ущерб, причиненный нашим государством.
– Эх, елки-палки, – вздохнул Шнайдер. – Ну и ладно. Возможно, американцы сделают из Краснотрубинска конфетку. Понастроят небоскребов, проведут дороги.
Сара Кронфорд гордо прошагала мимо, задев Шнайдера полой пиджака.
«А она, наверное, полетит самолетом. Ей надо спешить в Америку, сообщить боссам о своем триумфе. Интересно, пользуется ли она в „Ане“ полиэтиленовым пакетом?».
Яна преследовала Катю, настырно требуя погладить ей брюки.
– Сколько можно тебя уговаривать, давай поторапливайся, я опаздываю!
– Сейчас я все брошу и буду заниматься исключительно тобой! – огрызнулась Катерина. К Олегу Кирилловичу сегодня вечером должен был прийти гость, и Катя готовила праздничный ужин. Она терла сыр, чистила гранат, рубила грецкие орехи, поджаривала мясо – то есть у нее совершенно не было времени гладить Янины брюки. – Погладь сама!
– И за что тебе только деньги платят, – возмутилась Яна и пошла за утюгом.
Зазвонил телефон, и когда Катя подняла трубку, мужской голос на чистом английском языке потребовал Олега Кирилловича.
– Его нет, he is absent now, – автоматически ответила Катя и сама себе удивилась. Очевидно, за месяцы постоянной тренировки стандартные диалоги врезались в ее память, и язык работал механически, не требуя участия мозгов.
– Это его секретарь? Я могу оставить сообщение?
– Нет, я домработница.
– Ну дела, – прошипела откуда-то сбоку Яна, – завели прислугу! Вместо того чтобы скромно дымить утюгом, она висит на телефоне и болтает на английском. Дурдом.
Выразив свое удивление, что домработница так уверенно владеет иностранным, мужчина собрался было положить трубку, как в дверях появился Олег Кириллович.