Sos! Мой босс кровосос!

Юнина Наталья

— Дверь была не заперта всю ночь. Можно было тысячу раз воспользоваться этим моментом. Прийти и соблазнить меня.

— Можно было, конечно. И, если честно, я это планировал, но сдержался. Подумал, что может закончиться так же, как и в отеле. Не хотел, чтобы ты мне расквасила голову. Лучше засыпать вместе и проснуться живым, чем прийти ночью и надеяться на авось. Успею еще соблазнить, не бойся. О чем с бабкой разговаривали?

— Вы знаете о чем. Точнее о ком. И это странно.

— Что?

—

Что вы меня оставили с ней и она мне рассказала почти все о вас.

— Почти все я сам о себе не знаю, — усмехается, останавливаясь на светофоре. — Например?

— Например, что вы не садитесь за руль после аварии.

— Ну вот видишь, сажусь, так что мимо. Хотя, конечно, иногда ссу. Что еще?

— Что ваша жена умерла в этой аварии, — сейчас как гаркнет. Но нет, ведет машину ровно и никак не выдает своих эмоций.

— Не совсем так. Она сдохла после нее.

— А говорили, что убили ее. Я так и знала, что врете.

— Ну, фактически за рулем был я, значит и грохнул я.

— Если фура выехала на встречку, то виноваты не вы, как бы вы ее ни ненавидели.

— Может и так. Что еще интересного поведала тебе моя бабка?

— Что на самом деле вы на нее обижены за то, что она вас не признавала. И не помогала вашей матери, когда та осталась без вашего папы, хотя финансов у нее было до фига. Но что-то мне подсказывает, что на самом деле ненавидеть вы ее стали тогда, когда она прознала, что ваша мать вас бросила. Точнее тогда, когда она начала вами манипулировать, пугая детским домом.

— Ни хрена себе, это она тебе так и сказала?

— Ну не так. Просто сказала, что не давала вам нормально жить и постоянно ошивалась у вас, придираясь к каждой мелочи, намекая, что дети, которых бросила кукушка мать, отправляются или в детдом, или к родственникам, а не живут с чужим дядькой.

— Он-то чужой, ага. То ли моя бабка помирает, то ли сошла с ума. Признать за собой косяки — не по ее части, — вполне серьезно произносит Кротов.

— А как вам удалось ее уговорить? Тем более, что тетка она была ого-го, как я поняла. Не только финансово.

— При всей своей сущности-сучности, она никогда не была тупой. Финансы и связи никак не могут быть гарантией любви и хорошего отношения. Она это понимала. И запереть меня у себя, уже вполне понимающего происходящее, означало еще большую ненависть. Поэтому ей пришлось уступить и оставить меня с папой.

— При этом она не забывала ежедневно портить вам жизнь придирками.

— При этом я ей ее портил отсутствием к ней каких-либо родственных чувств, — парирует в ответ, ухмыляясь. — Видеть на ее лице злость и раздражение было приятно. Видать, я с детства был гадом.

— Но что-то ведь изменилось. Если бы вы на самом деле ее ненавидели, вы бы не пускали ее в дом.

— В лет четырнадцать я стал дико похож на своего биологического отца. Видеть во мне отражение ее единственного умершего сына — дорогого стоит. Она поменяла модель своего поведения.

— А вы нет.

— Это утверждение, а не вопрос, — усмехается, переводя на меня взгляд. — Что еще интересного она тебе рассказала?

— Что вы молодец.

— Вот прям так и сказала? Не верю.

— Нет. Она сказала, что вы самостоятельный, добившийся всего сами, сукин сын.

— О да, вот это уже похоже на нее, — с удовольствием произносит Кротов, демонстрируя мне нахальную улыбку. — Несмотря на то, что она меня раздражает, я ее люблю, и она это знает. Но наша модель поведения уже не изменится. Будь я еще в твоем возрасте, можно было бы что-то исправить и уступить, но в ее и в моем — уже нет.

— Даже не думайте, я не буду уступать.

— Ты уже это делаешь, Снежана.

— Где?

— Ну сама посуди — тебя никто не приковал наручниками к дому. Ты могла спокойно вызвать такси и уехать, наплевав на мою просьбу остаться у меня дома до моего возвращения.

— Эта была не просьба.

— Но это и не было приказом. В моем случае, это было милейшей просьбой. И почти за два месяца наитеснейшего общения со мной, ты не можешь этого не понимать.

Дожила, даже нечего возразить Кротову. Теряю форму.

— А что, у тебя правда ляжки натираются? — неожиданно произносит Даня, не сдерживая улыбки. Вот ведь дура, ляпнула на свою голову.

— Пока, нет. Но если продолжу запихивать в себя еду в таком количестве, как последнее время, тогда, да — будут.

— В последнее время? Подожди, так спонсор твоего жора, то есть стресса — я? Точнее мои проститутки? Какая прелесть. Не заедай. Я с ними не трахался. Одна полы мыла, другая пазлы пыталась собрать, — вот же сволочь. Взял и напомнил. — Вижу в твоих глазах недоверие.

— Шли бы вы в жопу, Даниил Леонидович.

— Снова в жопу и на «вы». Я тебе говорил, что добрый до поры до времени?

— Не помню.

— Доиграешься.

— Уже доигралась, — раз реально представляю себе свадьбу.

— Ладно, как насчет завтра встретиться у меня и устроить разврат?

— Не получится. Завтра я куда-то приглашена.

— Куда?

— Я еще не придумала, — парирую в ответ, копируя его недавнюю отмазку про сегодняшние важные дела.

— Я серьезно про завтра. Ну ладно, не разврат, ну хоть на полшишечки. Шучу. Только руки. Пальцы, — ему точно стукнуло тридцать четыре?

— У меня завтра выходной, вы сами говорили, и я провожу его так, как считаю нужным.

— Так я и не отказываюсь. Только выходной со мной.