Сосны. Заплутавшие

Крауч Блейк

– Я знаю, что это была тяжелая ночь, – начал шериф.

Ответом ему было молчание. Бёрк ощущал гнев и обвинение в устремленных на него взглядах и гадал, до какой степени это правда, а до какой – его воображение.

– Я знаю, что все вы беспокоитесь за тех, кто не добрался сюда. Я тоже. Мы сами едва спаслись. И кое-кто из вас, возможно, гадает, почему мы не остановились и не помогли другим. Я могу сказать вам прямо сейчас: если бы мы это сделали, теперь эта пещера была бы пуста, а мы все лежали бы мертвыми в долине. Это тяжело слышать. Как человек, ответственный за то, что мы оказались в такой ситуации… – В голове у шерифа звенело эхо эмоций. Он позволил слезам проступить

на глазах, а дрожи в голосе – взять верх над спокойствием. – Со своего места в конце колонны я видел, что происходило с людьми, оставшимися на поверхности. Я знаю, на что способны эти мерзкие твари. И я думаю, что всем нам нужно смириться с тяжелой, почти невыносимой истиной. Есть шанс, что мы – это всё, что осталось от Заплутавших Сосен.

– Не говори так! – закричал кто-то.

В круг вышел еще один человек. Он был одним из распорядителей празднества и по-прежнему был одет в черное и держал в руке мачете. Итан ни разу в жизни не перебросился с ним ни словом, но знал, где он живет, знал, что этот человек работает в библиотеке. Мужчина был тощим, но жилистым, с бритой головой и пробивающейся на подбородке короткой щетиной. В нем ощущалось некое высокомерие, явно не заслуженное, какое обычно свойственно тем, кто взыскует власти только ради самой власти.

– Я скажу тебе, что делать, – заявил распорядитель. – Ты должен встать на четвереньки, ползти к Пилчеру и умолять его о прощении. Сказать ему, что это сделал ты, и только ты. Сказать, что ты навлек на наши головы это дерьмо исключительно по собственной воле и что мы хотим вернуться к тому, как жили всегда. Никто из нас на это не подписывался.

– Слишком поздно, – возразил Бёрк. – Теперь вы все знаете правду. Вы не можете убрать из головы это знание. Для этого нет обычных способов.

В круг протолкнулся еще один человек, низкорослый, квадратного сложения – городской мясник:

– Ты говоришь мне, что моя жена и дочери мертвы. Что по меньшей мере десяток моих близких друзей – тоже покойники. Так что, по-твоему, нам с этим делать? Прятаться здесь, как кучка трусливых беглецов, и вычеркнуть их из памяти?!

На скулах шерифа заиграли желваки. Он шагнул к мяснику:

– Я не говорил этого, Эндрю. Я не сказал, что мы должны кого-то вычеркнуть из памяти.

– Тогда что? Что мы должны делать? – еще сильнее вспылил тот. – Ты сорвал повязку у нас с глаз. Но ради чего? Чтобы потерять почти всех наших людей и жить вот так? Я предпочел бы остаться в рабстве. Я предпочел бы жить в безопасности со своей семьей!

Итан отступил на шаг, оглядел лица собравшихся и нашел Терезу. Она плакала, но смотрела на него с любовью.

– Может быть, я и дал сигнальный выстрел, – произнес Бёрк. – Но не я отключил ограждение, и не я открыл ворота. Человек, ответственный за гибель наших родных и друзей, виновный в том, что вы вообще оказались в Заплутавших Соснах, жив и благополучно здравствует в двух милях отсюда. И я хочу задать вам вопрос: вы намерены это так и оставить?

– За ним стоит его личная армия, – напомнил Эндрю. – По твоим же собственным словам.

– Да.

– Так чего же ты хочешь от нас?

– Я хочу, чтобы вы не теряли надежду! Дэвид Пилчер – монстр, но не все в горе такие. Я пойду на ту сторону долины.

– Когда?

– Прямо сейчас. И я хочу, чтобы Кейт Бэллинджер и еще двое, умеющих стрелять, пошли со мной.

– Следует взять больше помощников, – возразил распорядитель праздников.

– Зачем? Чтобы привлечь больше внимания и погубить еще больше людей? – покачал головой шериф. – Нет, нам нужно идти тихо и быстро и оставаться по возможности незамеченными.

И да, есть вероятность, что мы не вернемся, но альтернативой будет сидеть здесь, в пещере, и ждать неизбежного. Я считаю, что нужно идти немедленно.

– Даже если ты пройдешь в гору, ты веришь, что действительно сможешь остановить этого человека? – с сомнением посмотрел на него мясник.

– Я в это верю – просто ответил Бёрк.

Из толпы вышла женщина. Как и многие другие, она все еще была одета в костюм, в который облачилась для празднества – бальное платье с короной, которую позабыла снять. Ее губная помада, тушь и подводка для глаз потекли и изукрасили ее лицо разноцветными полосками.

– Я хочу кое-что сказать, – начала она. – Я знаю, что многие из вас злы на этого человека. На шерифа. Мой муж… – Женщина мгновение помедлила, чтобы собраться с силами, и продолжила: – Он был в другой группе. Мы женаты шесть лет. Это был брак по приказу, но я любила мужа. Он был моим лучшим другом, хотя мы почти не разговаривали. Удивительно, как хорошо можно узнать человека, просто глядя ему в глаза… По одному только взгляду. – По толпе пробежал шепоток в знак согласия, а говорившая посмотрела прямо на Итана. – Я хочу, чтобы ты знал: – я предпочту, чтобы Карл был мертв, предпочту и сама умереть сегодня, лишь бы не жить в этой тошнотворной пародии на город ни единого лишнего часа. Лишь бы не жить, как узники. Как рабы. Я знаю: ты сделал то, что считал правильным. Я не виню тебя ни в чем. Может быть, не все думают так же, но я знаю, что я не одна такая.

– Спасибо, – отозвался Бёрк. – Спасибо за такие слова.

Он медленно повернулся, изучая лица девяноста пяти человек, взиравших на него, и ощущая на своих плечах тяжкий груз ответственности за их жизни. Наконец произнес:

– Я выйду за эту дверь через десять минут. Кейт, ты со мной?

– Да, черт побери! – отозвалась миссис Бэллинджер.

– Нам нужны еще двое, – продолжил шериф. – Я знаю, многие из вас хотели бы пойти, но на пещеру снова могут напасть. Я хочу, чтобы оставшиеся были хорошо вооружены и стояли на страже. Если вы умеете стрелять, если вы в хорошей физической форме и если вы можете справиться со своим страхом, присоединяйтесь ко мне у двери.

* * *

Некоторое время спустя Итан сидел на сцене между Терезой и Беном.

– Я не хочу, чтобы ты снова шел туда, папа, – сказал мальчик.

– Знаю, дружок. Между нами говоря, я и сам от этого не в восторге, – вздохнул его отец.

– Так не ходи.

– Иногда нам приходится делать вещи, которые мы не хотим делать.

– Почему?

– Потому что это правильные вещи.

Бёрк и представить не мог, что происходит в голове у сына. Вся ложь, которой мальчика учили в школе, внезапно растаяла в беспощадном горниле правды. Итан помнил, как сам был в возрасте Бена и как отец будил его от кошмаров, говоря, что это просто дурной сон, что никаких чудовищ не существует. Но в мире его сына чудовища существовали, и они были повсюду. Как помочь мальчику смириться с этим, если сам едва можешь это выдержать?

Бен обхватил Итана обеими руками и крепко прижался к нему.

– Можешь плакать, если хочешь, – сказал шериф. – Это не стыдно.

– Ты же не плачешь! – возразил ребенок.

– Взгляни еще раз.

Мальчик поднял голову и посмотрел в полные слез отцовские глаза:

– Почему ты плачешь, папа? Потому, что ты не вернешься?

– Нет, это потому, что я тебя люблю. Очень сильно.

– Ты вернешься?

– Я очень постараюсь.

– А что, если не получится?

– Он вернется, Бен, – вмешалась Тереза.