Сосулька как лучина
Шрифт:
Мальчик поднимает взгляд, его глаза полны слёз.
Мои крики плавно становятся всхлипами. Я утыкаюсь лицом в шею Сира, пытаясь сделать вдох.
В ту ночь они положили Грэга у костра под чистым осенним небом. Я тащу свой спальный мешок к краю палатки и ложусь, натягивая одеяло до макушки и подобрав колени к подбородку. Обхватив себя за ноги, я чувствую себя невероятно крошечной.
— Они обнаружили нас меньше чем за неделю, — говорит Грэг. Все собрались вокруг него, кроме меня и Мазера — детей, которым давно пора спать. Но судя по тому, как Мазер
— Миссия была слишком рискованной, — бормочет Сир. Я слышу звук рвущейся ткани — кто-то готовит повязки. — Не стоило мне отправлять вас в Абрель. Мы больше не приблизимся к Весеннему, пока не найдём вторую часть источника.
Грэг сдавленно кряхтит.
— Прекрати! Мы оба прекрасно знаем, что я не смогу…
Его голос затихает. Сир тоже молчит, и мне хочется спросить, что же они оба прекрасно знают. Чего он не сможет?
И тут ко мне приходит понимание: он не сможет пережить эту ночь.
Грэг горько фыркает.
— Ангра отправил нас в рабочий лагерь. — Мужчина начинает хрипеть, и моё тело пронзает дрожь. — Поначалу… мы думали, что сможем их освободить. Организовать восстание. Но… — он запинается, стонет, а затем продолжает с болью в голосе: — Десять лет. На протяжении десяти лет наши люди были рабами весенних. Король относится к ним, как к скоту. Держит их в клетках… — он издаёт всхлип, прозвучавший уж очень по-детски, — …как животных. И умрут они как животные.
Кто-то встаёт и начинает ходить вокруг костра.
Наверное, Сир.
На несколько секунд наступает тишина, а затем Грэг вскрикивает, и этот звук одновременно напоминает сдавленный вопль и страдальческий стон.
— Я видел всё, что с ней делал Герод. Каждый раз, когда он мне ухмылялся. Каждый раз, когда она кричала. Поэтому Ангра и отпустил меня — в качестве предупреждения, что вскоре он нас догонит… — Грэг пытается отдышаться. — Я старался сбить их со следа, но не знаю, насколько хорошо мне это удалось. Когда они найдут нас, Герод поступит так же с каждым из вас. Ангра прикажет ему убивать вас так медленно, что…
Он уже не сдерживает рыданий. Когда я слышу, как плачет самый сильный и храбрый мужчина из всех, кого я знаю, меня охватывают боль и жалость.
Мазер переворачивается и опускает руку мне на плечо. Я не могу пошевелиться под весом одеяла, слов Грэга, под грузом знания, что у меня больше мёртвых знакомых, чем живых.
Через секунду Мазер стаскивает с меня одеяло и прижимается к моему уху, согревая своим дыханием кожу:
— Я ни за что не позволю этому случиться с тобой.
От ледяного порыва его слов моё тело начинает остывать. Рука мальчика сжимается на моём плече. Так мы и лежим, прижавшись друг к другу. Рыдания Грэга перерастают в стоны боли, и я думаю только об одном: я не хочу, чтобы Мазеру пришлось меня защищать.
Я не хочу сидеть в сторонке, пока все остальные пытаются освободить Зимнее. Остальные принадлежат этому королевству, а я же просто смотрю, как они умирают в попытке вновь воссоединиться с ним. Я тоже часть Зимнего, источника, Кристаллы, снега, всего. И если долг воина подразумевает, что моя судьба будет такой же, как у Грэга или Кристаллы, или бессчётного количества других солдат, которые пали на этой войне…
Быть посему. Я должна стать воином.
Ради себя, ради Кристаллы и ради Зимнего.
Наши дни
Прерии Рании
После той ночи нас осталось восемь. Грэг скончался от полученных ранений под ясным осенним небом. У Сира не было выбора — он нуждался во мне. Зимних осталось так мало… наши люди либо мертвы, либо порабощены. Наша восьмёрка была единственной надеждой нашего народа.
И до сих пор ею является. Сир вернётся со своей миссии, как и во все предыдущие разы. Снова начнёт молча анализировать, как я метаю чакру, пока я не гаркну, что его молчание сводит меня с ума. Тогда он ответит, что я слишком нетерпелива, и я прорычу, что обуздала бы свой характер, если бы он использовал мои боевые таланты, чтобы вернуть источник, вместо того чтобы просто добывать нам пропитание. На этом он просто уйдёт, завершая спор.
Я не могу сдержать хохота. Уж слишком много времени я провожу в лагере, если в точности знаю, каков будет мой следующий разговор с Сиром.
К моей шее прижимаются два пальца.
— Ты труп.
Я разворачиваюсь и прижимаю чакру к шее нападающего, лишь через секунду осознав, что никто на меня и не нападал. Мазер поднимает руки в знак капитуляции, и его губы медленно расплывается в ухмылке. Уверена, он знает, как опасно она выглядит, посему и использует её, только когда хочет кого-то смутить. Обычно этот кто-то — я.
Я убираю чакру от пульсирующей вены на его шее.
— Однажды твоя шутка очень плохо закончится.
— Нет, если ты и дальше будешь так держать чакру.
— Ты только что оскорбил мои боевые навыки? А я-то думала, что ты хочешь дожить до момента своей коронации!
Его улыбка становится шире, но при слове «коронация» его передёргивает. Малейшая дрожь, которая придаёт его расхлябанному поведению немного серьёзности.
— Разве ты не должна изучать технику боя на близком расстоянии?
Я прячу чакру в чехол.
— Насколько я помню, Сир распорядился, чтобы ты меня тренировал. «Сделай так, чтобы она выиграла хотя бы один бой на мечах!» — недовольно бурчу я.
Судя по чёртикам, пляшущим в глазах Мазера, он уже решил, что у нас будет спарринг. В моём случае это значит, что я буду валяться на земле, пока он будет распинаться об эффективности такого боевого манёвра, как подножка.
Я снимаю с себя чехол с чакрой и передаю ему, после чего Мазер бежит к лагерю, дабы поменять моё оружие на пару тренировочных мечей. Когда он возвращается, то бросает один мне, и я ловлю его в воздухе.