Сотканная из тумана
Шрифт:
Илья Пантелеевич снова махнул рукой мыслям.
– Что показывают? – поинтересовался он, входя в комнату к внуку.
Тот лежал на диване, щелкал большие тыквенные семечки и с удовольствием таращился в телевизор.
– «Грань будущего», – отозвался Алешка, повернув голову к деду, но глазами стараясь следить за происходящим на экране. – Садись, посмотришь. Тут про чувака, который каждый раз умирает и снова возвращается в тот день, когда умер. Должен что-то изменить, но пока не знает как. Типа «Дня сурка».
Илья Пантелеевич кивнул, хотя ничего не понял. На экране сражались даже не люди,
– Пойду я спать, Алешка. Ты тоже долго не сиди, завтра надо бы пораньше встать, чтобы до обеда еще сено привезти. Над рекой уже подсохло, пойдут дожди – сгниет.
Алешка кивнул, тронул деда за руку и продолжил смотреть кино.
Гроза ночью действительно разразилась. Да только не такая, как всегда, а странная, необычная, пугающая. Илья Пантелеевич проснулся от сильного воя, как будто прямо за его окном выла собачья стая. Алешка уже сидел на кровати, непонимающе оглядываясь по сторонам. За окном было совсем темно, только изредка вспыхивали молнии, разрезая черное небо пополам, и тут же гасли. Дождь еще не начался.
– Деда, что это? – испуганно спросил Алешка, увидев, что Илья Пантелеевич тоже поднял голову с подушки. – Воет что-то.
Теперь, когда мозг окончательно проснулся, Илья Пантелеевич понял, что ничего подобного не слышал в своей жизни. Он не был охотником, но прожил в этих местах все семьдесят два года, зверей знал неплохо. Никто из них таких звуков издавать не мог.
Илья Пантелеевич встал с кровати и осторожно приблизился к окну, отодвинул занавеску. Над лесом ярким заревом полыхало небо, но грома слышно не было. Либо гроза еще находилась далеко, либо раскаты тонули в непрерывном вое.
Сильный стук в дверь заставил вздрогнуть и деда, и внука.
– Пантелеич! – тут же послышался взволнованный голос соседа Степана. – Пантелеич, проснись!
– Да чтоб тебя! – выдохнул сквозь зубы Илья Пантелеевич и поторопился в сени.
Степан стоял на пороге, в штанах и рубахе, но босой.
– Чего тебе не спится? – ругнулся на него Илья Пантелеевич. – Грозы не видел?
– Иди сам посмотри!
Степан взволнованно указывал в сторону дороги, и в зареве очередной молнии Илья Пантелеевич увидел, что на главной площади деревни собралась уже добрая половина соседей: и мужчины, и женщины, и даже дети. Не говоря больше ни слова, старик, как был босой, спустился с порога и тоже поторопился к калитке. Алешка по пятам следовал за ним. Лишь дойдя до площади, Илья Пантелеевич понял, что так напугало Степана. С этого места хорошо просматривалась почти вся деревня, и теперь стало видно, что с юга на нее надвигалось нечто страшное. Черное небо упало на деревья, укрыло землю жутким покрывалом. В каждой вспышке молнии было видно, как раскачиваются верхушки деревьев, подчиняясь не ветру, а чему-то другому, могучему, невидимому.
Соседи с тревогой смотрели в сторону леса. Мужчины нервно курили, женщины о чем-то шептались, периодически крестясь. Только старуха Аксинья стояла чуть в стороне, перебирая скрюченными пальцами четки, с которыми никогда не расставалась,
Кто-то из соседей услышал этот шепот и тревожно спросил:
– Что это? Ураган?
Второй подхватил это слово, и вскоре уже все соседи кричали, что на деревню надвигается ураган и скоро сровняет ее с землей. Илье Пантелеевичу пришлось вспомнить, что он староста, и прикрикнуть на разошедшихся соседей.
– Тихо вы! – несмотря на возраст, голос его еще оставался мощным, а потому все разом затихли. – Расходитесь по домам. Там всяко безопаснее, чем на улице. Ураганов таких, чтобы деревню с землей сровнять, в наших краях отродясь не было, и сейчас выстоим. К окнам не подходите только, выбьет ненароком.
Соседи неторопливо, словно нехотя потянулись к своим домам, периодически оглядываясь. Взгляд Ильи Пантелеевича задержался на старухе Аксинье. В прошлом году ей исполнилось девяносто восемь лет, жила она одна. Замуж в свое время не вышла, ни детей, ни внуков не нажила, а потому и хата ее давно прохудилась. В другую, пустующую, она переезжать отказывалась, утверждая, что в какой родилась, в такой и помрет. Деревенские мужики собирались в этом году, уладив все дела, хоть крышу ей починить, да пока не успели. Ее дом вряд ли выдержит натиск бури.
– Любаша, – окликнул Илья Пантелеевич дородную женщину лет сорока, которая заведовала в Дубках библиотекой. – Возьми Аксинью к себе до утра. К себе бы взял, да Алешка в гостях.
Любаша кивнула, подхватила уже слабо осознающую жизнь Аксинью под руку и повела в сторону своего дома. Вернулись к себе и Илья Пантелеевич с Алешкой, сели каждый на свою кровать, но спать так и не легли. Оба смотрели в окно, хоть близко подходить и не рисковали. На улице выло, шумело, скрипело, но дождь так и не начался, да и звуки не приближались к деревне, так и оставаясь где-то далеко, в лесу.
– Деда, а если дом не выдержит? – испуганно спросил Алешка.
– В погреб залезем, – успокоил его Илья Пантелеевич. – В тот, где баба Катя варенье зимой хранила.
Алешка кивнул, посмотрев в сторону кухни. В доме Ильи Пантелеевича еще при его постройке запасливая жена, тогда еще совсем молодая Катюша, предложила устроить погреб. В тех, что все делали на улице, картошку на зиму приходилось чем-то накрывать, и то порой она мерзла, а в доме можно было хранить и так. Туда же ставились позже банки с вареньем, огурцами, помидорами и прочими запасами. Теперь в нем Илья Пантелеевич ничего не хранил, поскольку уже не мог спускаться и взбираться в него так ловко, как раньше. В случае чего ураган переждать там будет в самый раз.
Однако этого не потребовалось. Ветер и вой затихли так же внезапно, как и начались. Лес тоже замер, не шумели больше деревья, молнии не озаряли небо. На улице наступила та самая мертвая тишина, которая обычно окутывает мир после непогоды. Алешка уснул быстро, а Илья Пантелеевич продолжал прислушиваться к происходящему за окном. Никто из жителей не обратил внимания на то, что ветер дул с запада, со стороны реки, а потому звуки из леса не могли доноситься так явно. Да и если бы ветер пригнал тучу, которую они со Степаном видели вечером, она прошла бы над деревней, не могла не зацепить ее дождем.