Сотник из будущего. Северная война
Шрифт:
Но всё-таки в любом правиле завсегда найдётся какое-нибудь исключение. И как раз вот таким вот исключением-то и стал наш мужик Архипка.
Хозяином, конечно, он был работящим, умелым да справным, но уж больно-то человеком сам был ершистым да непокладистым. За это, похоже, и попал он в кабалу на родной Смоленщине со всею своей большой и дружной семьёй. Как пить дать загнали бы его куда-нибудь на гиблые промыслы, ту же соль под Старой Руссой добывать или же болотное железо в гнилой трясине выковыривать. Но попался удачно под руку приказчика Путяты наш Архипка. Тот же как раз строгий наказ имел – работящих кабальных приглядывать да выкупать их при каком удобном случае.
Уже и баба-то его шпыняет, и старшие сыновья, что с него росту были, тянут тятю от Парфёна с его помощниками, что периодически объезжали да приглядывали за всеми хозяйствами поместья.
Нет, всё никак Архипка не угомонится!
Всё он по-своему у себя сделал, как бы не советовали ему настойчиво вести полеводство по всем новым правилам, а это по трёхпольной системе с чередованием пара, озимых и яровых культур.
Нет же, всё по-своему мужик сделал! Засадил всё семя в одну половину, а другую оставил отдыхать. Озимую рожь посадил меньше яровой, землю навозом не удобрил, как ему советовали. Снег наколоченными и плетёными из лозы щитами на полях не придержал. Полевые культуры: овёс, ячмень, пшеницу да горох в своих посадках не чередовал.
Вот и подвели неутешительный итог на общем крестьянском сходе по прошествии двух лет, как раз, когда уже закончился последний полевой сезон. Все, абсолютно все, кто вёл хозяйство по совету посадских полеводов, получили итоговый урожай в два, а то и в два с половиной раза больше, чем наш Архипка. И как не упирался он, упрямо ссылаясь на то, что вёл он всё по проверенной, старой, ещё дедовской традиции, а во всем у него, дескать, виновата плохая земля, что ему тут как в наказанье подсунули. Однако, был он прилюдно «обсчеством» осмеян, и чуть было даже не жестоко бит, не вмешайся в ту крестьянскую свару сам Сотник, стоявший, оказывается, тут же рядышком, и всё, что здесь происходило, слышавший.
Вмешался он как раз тогда, когда встрёпанный Архипка со своею всклоченной бородой заорал, что на кой ляд ему такая земля бы сдалась, куда его насильно тут забросили с семьёй бедовать да с детьми с голодухи пухнуть! И уже потянули за ту всклоченную бороду ерша, да под бесстыжие его глаза успели пару раз приложиться. Только как воробьи порскнули в сторону те ярые поборники справедливости, только лишь заслышав командирский рык Хозяина!
– Стоять! Не трогайте его, уважаемые, – спокойно глядя на собравшихся на главной площади, молвил всему народу Сотник, – Пошли-ка со мной, Архип Матвеевич, потолкуем что ли с тобой с глазу на глаз.
И, не оглядываясь, ушёл вперёд к своей избе.
– Ох, ну вот и всё, Архипка, догорланился дурачёк уже теперь, – охнул кто-то в толпе.
И все собравшиеся, только что желавшие дружно «отбуздать» мужичка, теперь вот так же дружно и искренне уже его жалели.
– Так-то не плохой ведь он сам по себе, хоть и поперечник, конечно. Трудяга всё же изрядный, семьянин ведь вона какой добрый. Эвон сколько на овощах и полезной травке то наработал. Одной только капусты с репой да луком столько возов Парфёну Васильевичу на долгое хранение свёз. Хана теперь мужику, вместе с семьёй в кабалу пойдёт, а там-то уж точно навеки сгинет!
– Ты заходи в избу-то и вон к столу присаживайся, Архип, – кивнул ему на лавку у печи хозяин, погладил по голове Ванятку и шепнул ему что-то на ухо.
Тот только кивнул в ответ светлой головёнкой и убежал за загороженную занавеской комнатёнку.
– Ладушка, ты бы угостила чайком нашего гостюшку, своим-то расчудесным пирогом. С морозу чай человек пришёл, вот и согрелся бы. Ну а мы с ним побеседуем здесь, пока тот твой чаёк греется.
– Проходи, проходи, Матвеевич, снимай поршни и проходи ближе, что ты всё мнёшься у порога-то, – повторно пригласил гостя Сотник, и Архип, в смущении мявший руками снятую шапку у самого входа, на негнущихся ногах прошёл вовнутрь избы.
– Прости, Андрей Иванович, за слова мои поганые, – не смея присесть, бормотал мужик, – Не знаю, что и нашло-то нынче на меня там, на площади этой, когда я Вашу милость прилюдно хаял. Ведь истинно же всё получил сполна. Семья в тепле, сыта, одета, обута вон вся, грех было жаловаться. Всё-то язык мой поганый, истинно говорят – без костей. Не губи, хозяин, оставь хотя бы их на своей земле, а меня хоть в какую кабальную неволю отправь! – причитал всегда такой занозистый мужик, нутром чуя свою неправоту и ответственность перед близкими.
– А ты перед посадкой репы, сколько замоченными семена в тепле держал, седмицу или только три дня?
Неожиданно заданный вопрос заставил буквально выпучить его глаза на Сотника.
– Так и трёх дней хватило, хозяин, за неделю б упрело семя-то, и в рост бы потом не пошло, – ответил он, тряся в недоумении бородой.
– А капусту чем удобрил, чтобы она крупный кочан набрала, куриный помет, небось, разводил, или настоянной на солнце травяной водой с коровяком вперемешку поливал? – опять задал вопрос Андрей.
Архип почесал голову пятернёй и уже уверенней отвечал:
– Так не только этим, ещё и золу обильно подсыпал, и не только под корень, а ещё и сами листья сверху порошил, чтобы, значит, на них гусеница потом не нападала. И ещё землю хорошо глядел, ей ведь не всякая для роста-то подойдёт!
– Ну да, – кивнул Сотник, – На кислой почве, урожая капусты не жди. Для неё и тень с сушью губительны ведь будут.
– Как есть правда, Андрей Иванович, земля и свет – это первое дело, какое условие тут нужно соблюсти, – согласно закивал крестьянин, – На гнилой почве лишь одни кочерыжки к осени будут торчать, а поливать так вообще постоянно ту капустку надо, чтобы всё время под ней бы влажной землица была.
– Ну да, всё верно, – подтвердил сказанное Сотник, – Правильно про тебя люди сказывают, Архип Матвеевич, что ты с овощами своими, как с детьми малыми нянчишься. От того-то они у тебя и вырастают лучше, чем у всех. То, что ты говорливый не в меру, это, конечно, не делает тебе чести. Да ты и сам всё прекрасно понимаешь, не зря же и разговор наш сам с извинений своих начал.
Архип покраснел до самых своих корней волос и, винясь, попытался подняться с лавки.
– Сиди, Матвеевич, сиди, не буду я больше тебя журить. Волен ты сам свою судьбу выбирать, из-под кабальной ты выкуплен подчистую. Можешь хоть здесь оставаться, а хоть идти, куда твои глаза глядят как полностью обелённый. Вольный ты человек теперь, и можешь искать себе на другой стороне добрую долю. Торопить я тебя не буду. Семью никто с места не сгонит. Заберешь её, как обоснуешься на новом месте.