Сотня золотых ос

Баюн София

Надо было купить другую, для гостей. Но у Бесси редко бывали гости, вот она и не подумала, а стоило, стоило подумать!

— Готово, — сообщила Марш. — Сейчас всем придет втык, и батареи включат.

Бесси не стала спрашивать, что такое втык. Она переживала за чашку, а в батарею вообще не верила.

— Ты что, целыми днями дома сидишь? — спросила Марш. Она действительно смотрелась ужасно глупо с розовой чашкой, но к большой радости Бесси ничего не сказала, и, кажется, даже не заметила.

Бесси

хотела было успокоиться, но вспомнила, что чай она не пробовала, и он может быть невкусным.

— Нет, гуляю, гуляю иногда, — ответила она, быстро пробуя чай. И улыбнулась — он был замечательный, хоть и в розовой чашке. — Но мне скучно одной и людей, людей там много.

— Да уж, — усмехнулась Марш. — Тебе понравится дом, куда надо записки отнести. Он маленький, и там все… — она странно поморщилась. — Как ты любишь. Миленькое.

У нее получилось произнести слово «миленькое» таким голосом, что Бесси сначала думала расстроиться, а потом засмеялась — разве можно ругаться таким хорошим словом! Вот это наверняка была шутка, а шутки Бесси хоть и плохо понимала, но некоторые правда были смешными.

— Освальда помнишь? Рыжего?

Бесси кивнула. Спохватилась и полезла в ящик за шоколадом.

— Отдашь ему записки. Помнишь, что я про записки говорила?

— Никому-никому не показывать, никому другому не отдавать, не потерять, никому про них не рассказывать и про тебя ничего, ничего не говорить, — с гордостью сообщила Бесси. Она все запомнила.

— Правильно, — Марш даже улыбнулась, и лицо у нее стало совсем-совсем другое. — Еще… у меня еще кое-что есть. Я хочу, чтобы ты это тоже отнесла, и…

И теперь лицо у нее стало другое, непривычное. Она больше не улыбалась, и почему-то теперь казалась несчастной, как будто не хотела, чтобы Бесси это «что-то» куда-то несла.

— Вот, смотри, — решилась Марш, протягивая к ней руку. Теперь лицо у нее было обычное, и Бесси даже решила, что все перемены ей почудились.

Прежде, чем посмотреть, Бесси все-таки вытряхнула из подложки несколько разноцветных шоколадных лепестков и протянула Марш тарелку. Она взяла не глядя, и Бесси наконец-то рассмотрела что ей показывали.

На темном рукаве, натянутом на ладонь, поблескивали паучки. Бесси насчитала трех, но, кажется, под манжетой спрятался еще один. Они были похожи на синие камешки с серебристыми проволочными лапками.

Из-под рукава показалась золотая мордочка саламандры, но Марш раздраженно щелкнула себя по пальцам, и ящерка обиженно юркнула обратно.

— Красивые! — Бесси правда очень понравились паучки. На их спинках чернела буква «М», словно Марш их подписала.

— Я думала, ты боишься пауков, — фыркнула Марш.

— Зачем, зачем бояться пауков? — удивилась Бесси.

— Очень хорошо. Тогда бери. Их тоже нельзя никому отдавать

и показывать. Их совсем, — с нажимом произнесла она, — совсем никому нельзя отдавать и показывать. Меня убьют, если ты их кому-нибудь покажешь или отдашь. По-настоящему.

Бесси не поняла, что такое «по-настоящему». Она понимала, что такое смерть, но не могла представить, чтобы кто-то умер из-за пауков с серебристыми лапками.

— Я не отдам! — заверила она. Марш была странная и боялась странного. — И не скажу, что это твои.

Бесси вдруг опять подумала, что ей наверное, не очень хорошо живется. И глаза у нее нет, и не любит ее никто, вот она наверное и сочиняет себе всякие ужасы. Если бы у Бесси не было глаза и ее никто бы не любил, она бы наверное тоже всего боялась.

А может, Марш и злится от этого?

Бесси стало ее очень жалко. Захотелось погладить ее ладонь, но она помнила, как Марш отдернула руку. Незачем делать человеку неприятно, надо просто отнести бумажки и паучков.

— Их тоже Освальду отдать? — уточнила Бесси.

— Нет. Попроси, чтобы Освальд тебе сад показал. Там, в саду, есть красная башня. Нужно вытряхнуть рядом с ней.

— Башня? Как в фильмах?

— Да. Только маленькая. Нужно, чтобы никто не заметил. Даже Освальд.

— Хорошо, — закивала Бесси. — Я вытряхну. А они не убегут?

— Пока не вытряхнешь — не убегут.

Бесси заметила, что Марш шоколад не ест. Она сидела хмурая и растерянная, и Бесси стало ее совсем жалко.

— Я не покажу, не покажу никому, — заверила она.

— Умница. Хм… смотри, что у меня есть.

Она снова полезла в карман и достала что-то серебристо-синее, размером с ладонь.

— Я его под шумок сперла, — непонятно хмыкнула она. — И перекрасила. Положи на пол и держи вот эту штуку.

Бесси таких зверушек никогда не видела. Она даже не могла разобрать, на что это похоже — на осу с щупальцами? Все равно зверушка была красивая, синяя с серебром, и на полу лежала смешно, как будто ее пролили.

Марш ей дала еще белый крестик, который потрескивал и словно притягивал зверушку, если опустить его пониже.

— Только на кнопку в центре не нажимай, — мрачно предупредила Марш. — Она жало выбрасывает. Вернешься — я кнопку заклиню, чтобы… хм. Нравится хоть? Да? Ну и славно, а теперь пошли, я тебя к лифту провожу. Да пусть валяется, он уже… никуда не денется.

Марш проверила, чтобы все ее карманы, где лежат записки и паучки, были плотно застегнуты, и даже шарф ей поправила.

От ее пиджака пахло дымом, а пальцы оказались холодными, будто она и не держала только что горячую чашку. И Бесси вдруг подумала что-то такое, про жало и кнопки, которые просто можно никогда не задевать, но мысль где-то потерялась, потому что приехал лифт.