Сотня золотых ос
Шрифт:
Рихард использовал это мгновение, чтобы посмотреть на Анни. Она сосредоточенно центровала левую камеру.
Нужно сказать, чтобы взяла другую.
Рихард чувствовал, что эфир получится прекрасным.
Ведь так?
Цифры на табло замерли — рост аудитории остановился, не дойдя до семи миллионов зрителей.
Так.
Анни смотрела прямо в камеру и сосредоточенно хмурилась.
Так.
Рихард успел увидеть, как свет в камере башни вдруг сделался рыжим. Успел увидеть, что Анни больше не хмурится, а потом ее лицо исчезло,
И только тогда Рихард услышал взрыв.
Глава 11. Рыбья кость
Манжета темнела в углу, черная на белом, будто притаившееся животное. Больше ничего не было — только белоснежная комната, черная манжета, стол и табуретка. Марш не знала, где она. Приехала ли она домой? На каждой стене и на полу было написано «ты дома». Кажется, она сама это написала, прежде чем снять манжету, но не ложная ли это память?
Изменить она все равно уже ничего не могла.
Марш сидела за столом и скользила взглядом по четырем развернутым перед ней экранам. Настороженно мигала рыжими лампочками отложенного старта серебристая панель. Марш едва касалась ее кончиками пальцев, улыбалась и была счастлива.
Оказалось, чтобы стать счастливой, надо просто перестать сопротивляться.
Но белое пространство начинало раздражать. И эти черные буквы, висящие в пустоте — такая гадость, зачем она их вообще написала?
Она написала?
Да какая разница.
— Аве, Аби! — она подмигнула Рихарду Гершеллу на экране. — Покажись!
Не глядя вытянула руку. Почему раньше она ненавидела Аби? Бесси права, он отличный парень. И глаза у него хитрые — Марш нравились мальчишки с хитрыми глазами. Они всё понимали, не то что Освальд и Даффи. С ними было о чем поговорить.
— Мне больно, дружочек, — сообщила она Аби, отвернувшись от экранов. — Что мне следует сделать?
— По рекомендациям, утвержденным медицинскими и правовыми ассоциациями, вы можете обратиться к дежурным врачам или в ближайший аптечный пункт.
— Нет, Аби, — жалобно сказала она. — Не так больно. Ну ты же знаешь.
— Если вы столкнулись с правонарушением, вы можете отправить репорт, сделать заявление или обратиться к карабинерам, — нудно отчитался он.
Марш поморщилась. Стоило проводить с ним побольше времени — она так и не научила мальчишку нормально разговаривать.
— Ты, с конвента, — позвала она. — Покажись. А ты, Аби, скажи, что делать, если я могу устроить потрясающую… акцию, и мне больше не будет больно.
— Согласно рекомендациям в вашем профиле, вам следует чаще сублимировать в творчество ваш нереализованный негатив, — одобрительно отозвался Аби. И улыбнулся ей — хорошо так, ободряюще.
Отличный парень! Хороший, все понимает.
— Но это будет не творчество, — призналась она, поднимая руки.
Сдаюсь. Хочу быть порядочным членом общества и делать то, что говорит Аби.
— Зачем ты его обманываешь? —
— Взрыв-протесты-терроризм, — невозмутимо отозвалась Марш. — Ну-ка, скажи мне теперь, дружочек, что мне следует сделать — устроить акцию, которая принесет мне облегчение, или продолжать предаваться саморазрушительным — Леопольд так сказал, доктор! — привычкам?
— Ваша акция имеет политическую подоплеку, подразумевает протест, резкую и публичную критику власти и — или — человеческие жертвы? — проскрипел Аби.
— Нет, — честно ответила Марш. Она знала, что в этот момент Аби ведет запись, которую сохранит в ее профиле, и эту запись карабинеры смогут использовать против нее.
А будет забавно, если она сейчас сидит в аэробусе и все на нее смотрят! Нет, тогда шли бы очки симпатий и репорты.
Аби не отправит запись карабинерам, если она будет отвечать честно. Анализатор убежденности сейчас прокручивает ее ответ, разбирая все вибрации голоса, изменение оттенка кожи, температуры тела и размера зрачка.
Она не боялась. Она ведь сказала правду. Плевать на сенатора Кьера — кто это вообще? Плевать на власть, Марш даже не знала имен большинства политиков. И людей убивать она не собиралась.
Она обернулась к экранам.
Какие у Рихарда ясные глаза. Можно подумать, что трансляцию с подготовленными аватарами смотришь, а не живой эфир.
Неприлично в таком возрасте иметь такие чистые глаза и белые зубы, господин Гершелл, особенно неприлично, когда ваши бывшие коллеги травятся синтетическим морфином.
— Ваша акция под-д-дразумевает причинение вр-р-реда здоровью кого-либо? Участники ваш-ш-шей акции имеют представление о ее сути? Они уч-ч-частвуют добровольно? — протараторил Аби, забарахлив от непривычной нагрузки.
Бедненький, заикается! Она даже искусственный интеллект довела до заикания, вот такая она дрянь.
Впервые в жизни Марш этим так искренне наслаждалась. Смириться. Почему Леопольд не сказал, что так можно?
Может, он тоже был жестоким? Не хотел, чтобы она вылечилась? Ах, господин Вассер, неужели вы такой же негодяй, как и все остальные, почему вы не сказали, что можно просто не бороться?
Вы ведь в итоге так решили. Вы, вы первым сдались!
— Нет, все мирно, никто не пострадает, все участвуют добровольно и прекрасно знают, что мы будем делать, — широко улыбнулась Марш.
— Зачем ты над ним издеваешься? — удивился ее аватар.
Гершелл на экране тоже чему-то удивлялся. А аудитория на табло внизу экрана показала шесть миллионов. И она росла дальше.
Все любили скандалы и душещипательные истории. У Гершелла всегда было в избытке скандалов и историй. Ему надо было только соврать и поулыбаться, чтобы получить вдвое больше, чем Марш получила на экстремальном эфире.