Сотня
Шрифт:
– Как ты сегодня? – тихонько спросила Кларк.
– Хорошо,– ответил Уэллс, не понимая, что заставило его соврать, когда Кларк прижималась к его груди. Сейчас она могла читать его сердцебиение, словно переданный морзянкой текст.
– Что стряслось? – спросила она, и в ее больших зеленых глазах промелькнула тревога.
Его офицерские курсы включали в себя периодические поездки на Аркадию и Уолден. Их цель заключалась в том, чтобы следить за работой охранников. Сегодня он присутствовал при задержании женщины, беременной незарегистрированным ребенком. У нее не было ни одного шанса
Удивительно, но помог Уэллсу разобраться в своих чувствах не кто иной, как его отец. За ужином он понял, что с сыном творится что-то неладное, и Уэллс, стараясь говорить мужественно и отстраненно, обо всем ему рассказал. Протянув руку через стол, Канцлер положил ее сыну на плечо: он крайне редко позволял себе подобные жесты. «То, что мы вынуждены делать, непросто,– сказал он,– но совершенно необходимо. Мы не можем позволить себе, чтобы чувства мешали нам выполнять свой долг – заботиться о выживании рода человеческого».
– Дай угадаю,– прерывая его воспоминания, сказала Кларк.– Ты арестовал гениального преступника, который регулярно крал книги из библиотеки.
– А вот и нет. Он до сих пор гуляет на воле,– с этими словами Уэллс заправил за ухо Кларк непослушную прядку.– Так что для поимки придется сформировать специальную опергруппу – так это у нас называется.
Она улыбнулась, и золотые крапинки в ее глазах заискрились. Он не мог представить себе цвета прекраснее, чем этот.
Уэллс снова переключился на огромное панорамное окно. Облака, окутывавшие Землю, сегодня не напоминали ему погребальный саван, а казались просто одеялом. Планета не умерла, она лишь погрузилась в колдовской сон, который продлится до тех пор, пока не придет время встречать вернувшееся домой человечество.
– О чем ты думаешь? – спросила Кларк.– Снова о своей маме?
– Нет,– ответил он медленно,– не совсем.– Протянув руку, Уэллс принялся рассеянно накручивать на палец локон Кларк, а потом позволил ему снова упасть на плечо девушки.– На самом деле, я постоянно о ней думаю.– Ему было очень сложно поверить в то, что мамы действительно больше нет.– Мне просто хотелось бы быть уверенным, что она гордится мной, где бы ни была,– продолжил Уэллс. Он смотрел на звезды, и дрожь сотрясала его тело.
Кларк сжала его руку, делясь своим теплом.
– Конечно же, она тобой гордится. Любая мать гордилась бы таким сыном, как ты.
Уэллс с усмешкой повернулся к Кларк и спросил:
– Только мать?
– Нет, полагаю, дедушка с бабушкой тоже,– серьезно кивнула Кларк, но, когда Уэллс шутливо ударил ее по плечу, не удержалась и хихикнула.
– Я бы хотел, чтоб мною гордился кое-кто еще.
Кларк подняла бровь.
– Лучше бы кое-кому присматривать за своей спиной,– сказала она и потянулась, чтобы обхватить руками голову Уэллса,– потому что я не слишком-то люблю делиться.
Уэллс улыбнулся, склонился к Кларк и закрыл глаза. Его губы дразнящим поцелуем коснулись ее губ, потом заскользили к шее.
– Как и я,– прошептал он ей на ухо, ощущая, как она задрожала от его дыхания, защекотавшего ей кожу.
Кларк теснее прижалась к нему, ее прикосновения прогоняли тревогу и напряжение, и скоро он забыл и все треволнения этого дня, и те, что еще только предстоят завтра и послезавтра. Он забыл обо всем. Важно было только одно: девушка, которую он держал в своих объятиях.
Запах жарящейся оленины оказался экзотическим и пьянящим. Нигде в Колонии, даже на Фениксе, не было мяса, всю скотину перебили еще в середине первого столетия полета.
– Как мы узнаем, что оно готово? – спросила Уэллса аркадийская девушка по имени Дарси.
– Снаружи появится поджаристая корочка, а внутри порозовеет,– не поворачивая головы, сказал Беллами.
Грэхем гоготнул, но Уэллс кивнул головой:
– Думаю, ты прав.
Когда мясо остыло, они нарезали его мелкими кусками и пустили по кругу. Уэллс отнес часть тем, кто сидел с противоположной стороны костра, чтобы всем досталось. Когда он протянул кусочек Октавии, она поймала его взгляд и спросила:
– А ты уже попробовал?
Уэллс покачал головой:
– Пока нет.
– Нет, так нечестно,– Октавия подняла брови.– А вдруг оно окажется какой-нибудь мерзостью?
Уэллс бегло оглядел сидящих у костра.
– Вроде бы все остальные довольны.
Октавия поджала губы:
– А я не такая, как все остальные.– Глядя на Уэллса, она чуть-чуть подождала, не заговорит ли он, а потом улыбнулась и протянула ему свой кусок: – На, откуси первым и расскажи, как оно тебе.
– Спасибо, со мной-то все будет в порядке,– сказал Уэллс.– Я просто хочу быть уверен, что…
– Давай,– она хихикнула и попыталась засунуть мясо ему в рот,– откуси чуть-чуть.
Уэллс быстро покосился на Кларк, чтобы убедиться, что она на них не смотрит. Но Кларк была увлечена разговором с Беллами. Тогда он снова повернулся к Октавии, сказал «ладно» и взял у нее мясо. Октавия казалась разочарованной из-за того, что ей не удалось покормить Уэллса с рук, но ему не было до этого никакого дела. Он впился в мясо зубами. Сверху оно оказалось жестким, но, когда зубы Уэллса прокусили корочку, его рот наполнился неведомым прежде вкусом, одновременно солоноватым, дымным и даже чуть-чуть сладковатым. Он еще немного пожевал и глотнул, готовясь к тому, что его желудок взбунтуется против чужеродной субстанции. Но все, что он почувствовал,– это тепло.
Ребята, которые начали есть первыми, уже отошли от костра и бродили по поляне. Негромкий гул голосов сливался с потрескиванием костра. Но через несколько минут голоса зазвучали в полную силу, превращаясь в шум, от которого спина Уэллса покрылась мурашками. Он поднялся на ноги и подошел к кучке ребят, стоявших ближе всего к линии деревьев, и спросил:
– Что происходит?
– Смотри! – Одна из девушек ткнула пальцем куда-то под сплетение ветвей.
– Куда? – вгляделся в темноту Уэллс.