Сотня

Морган Кэсс

– Куда?

– На Праздник наблюдения,– сказала Кора, выговаривая эти слова так, словно она беседовала с несмышленым ребенком,– за кометой.

– Извини,– пожала плечами Гласс. Видимо, шесть месяцев в Тюрьме не могли служить оправданием тому, что она не в курсе актуальных тенденций общественной жизни на Фениксе.

– Мама не рассказала тебе, когда ты вернулась? – продолжала Кора, оборачивая сетку вокруг талии, словно юбочку.– Прямо мимо нашего корабля пролетит комета. За всю историю существования Колонии ни одна комета еще никогда не проходила так

близко.

– И будет вечеринка?

Кора покивала:

– На смотровой площадке. В виде исключения там разрешили еду, напитки, музыку… вообще все. Я пойду с Викрамом.– Кора разулыбалась, но потом ее лицо вытянулось: – Я уверена, он не станет возражать, если ты к нам присоединишься. Он знает, что у тебя есть… ну… смягчающие обстоятельства,– наградив Гласс понимающей улыбкой, она повернулась к женщине с Уолдена: – Сколько просите за это?

– Девять.

В голове у Гласс внезапно загудело. Она пробормотала Коре, которая все еще пыталась сторговаться, свои извинения и побрела к соседнему столику поглядеть ювелирные украшения. Ее пальцы рассеянно потянулись к голой шее. Раньше она всегда носила чип-кулон, устройство, которым некоторые девушки с Феникса заменяли наушники-вкладыши или трансляторы на сетчатке глаза. Чип, встроенный в ювелирное украшение, считался очень модным аксессуаром. Его могли позволить себе те, кому повезло унаследовать семейную драгоценность или разжиться чем-то в Обменнике.

Взгляд Гласс рассеянно блуждал по сияющим безделушкам, и вдруг ее внимание привлек блеск золота – овальный медальон на тонкой цепочке. Гласс вздохнула и замерла: шквал боли обрушился на нее, и каждая клеточка тела запульсировала смесью сожаления и горя. Девушка знала, что должна отвернуться и идти дальше, но ничего не могла с собой поделать. Она протянула дрожащую руку и взяла медальон. Контуры украшения казались размытыми, потому что ее глаза наполнились слезами. Пальцы сами собой устремились к тыльной стороне медальона, но Гласс и так знала, что на ней будет изящная гравировка в форме буквы «Г».

– Ты уверена, что не пожалеешь? Ты точно хочешь отмечать свой день рождения на Уолдене? – спросил Люк.

Они сидели на диване, их головы почти соприкасались. На лице Люка было написано такое искреннее беспокойство, что она чуть не рассмеялась.

– Ну сколько еще тебе повторять одно и то же? – Гласс забросила на Люка обе ноги.– Я хочу праздновать на Уолдене, и больше нигде.

– Но разве твоя мама не хочет устроить для тебя какую-нибудь пафосную вечеринку?

Гласс опустила голову ему на плечо.

– Хочет, наверное, но зачем оно мне, если там нет тебя?

– Я не хочу, чтоб ты поставила на своей жизни крест только потому, что я не могу быть ее частью,– Люк пробежал пальцами по руке Гласс и внезапно посерьезнел.– Ты не жалеешь, что мы остановили тебя той ночью?

Люка, поскольку он был жителем престижного механико-инженерного блока, обычно не привлекали к дежурствам на КПП, но однажды вечером это все-таки произошло. И именно в тот вечер Гласс

припозднилась, возвращаясь домой после занятий с Уэллсом.

– Ты шутишь? – Она подняла голову и поцеловала его в щеку. Вкуса его кожи оказалось достаточно, чтобы ее тело вспыхнуло, как в огне. Губы Гласс заскользили в сторону, поднялись от его подбородка к уху.– Это было самое лучшее решение в моей жизни – нарушить в ту ночь комендантский час.– Он слегка вздрогнул от ее слов, и она улыбнулась.

На Фениксе комендантский час соблюдался не слишком строго, но в тот вечер ее остановили два охранника. Один из них попортил Гласс крови, вначале проверив сканером ее большой палец, а потом привязавшись с неприятными вопросами. Второй охранник в конце концов вступился за нее и настоял на том, чтобы проводить ее остаток пути.

– А лучшее решение в моей жизни – проводить тебя в ту ночь до дому,– пробормотал Люк.– Хотя мне все время хотелось поцеловать тебя, и это было пыткой.

– Ну тогда, наверно, нам лучше наверстать упущенное,– шепнула Гласс.

Ее губы, дразня, шевелились совсем близко от его губ. Их поцелуи становились все более страстными, Люк, положив руку на ее затылок, запустил пальцы ей в волосы. Гласс забралась к нему на колени, ощущая у себя на талии надежные руки, которые не давали ей упасть.

– Я люблю тебя,– прошептал Люк ей на ухо.

Неважно, сколько раз она слышала эти слова, они все равно неизменно вызывали в ней трепет. Гласс отстранилась, чтобы восстановить дыхание, сказала:

– Я тоже тебя люблю,– а потом снова поцеловала его. Ее рука переместилась на талию Люка, туда, где между брючным ремнем и задравшейся рубашкой образовалась полоска голой кожи.

– Нужно сделать паузу,– сказал Люк, нежно отводя ее руку в сторону. В последние несколько недель им все труднее становилось сдерживаться.

– Не хочу,– Гласс с лукавой улыбкой снова потянулась губами к его уху.– И потом, это же мой день рождения.

Люк рассмеялся, а потом, крякнув, поднялся на ноги, продолжая удерживать Гласс в объятиях.

– Поставь меня! – хихикнула Гласс, дрыгая в воздухе ногами.– Что ты делаешь?

Люк сделал несколько шагов к двери:

– Доставляю тебя в Обменник. Попробую махнуть не глядя на девушку, от которой не будет столько неприятностей.

– Эй,– Гласс изобразила негодование и затарабанила кулаками по его груди,– отпусти меня немедленно!

Он отвернулся от двери и спросил:

– Так ты будешь хорошо себя вести?

– Что? Так это я виновата в том, что ты слишком горяч, чтобы убрать от меня свои ручищи?

– Гласс,– предостерегающе сказал он.

– Ладно, я обещаю.

– Хорошо,– Люк вернулся в глубь комнаты и мягко опустил ее на диван.– Потому что мне будет очень стыдно, если я не вручу тебе подарок.

– А что за подарок? – спросила Гласс, усаживаясь.

– Пояс верности,– очень серьезно ответил Люк,– для меня. Я его в Обменнике нашел. Стоит целое состояние, но ради того, чтобы предохранить…