Сотня
Шрифт:
Кларк горестно поджала губы, а затем решительно ответила:
– У меня личный разговор к родителям.
Лицо Уэллса стало серьезным.
– Что случилось? – Он выпустил руку Кларк и дотронулся до ее щеки.– Все нормально?
– Все в порядке.
Она увернулась от него и опустила глаза, которые могли выдать ее ложь. Кларк должна была сказать родителям, что думает об их экспериментах, и она больше не могла откладывать этот разговор.
– Ну тогда ладно,– медленно сказал Уэллс,– завтра увидимся?
К удивлению Кларк, вместо обычного поцелуя
Родители сидели на диване и одновременно обернулись к вошедшей дочери.
– Кларк,– улыбаясь, мать поднялась ей навстречу,– Уэллс тебя провожал? Может быть, он хотел бы с нами пообе…
– Нет,– ответила Кларк резче, чем хотела,– ты не могла бы присесть? Мне нужно с вами поговорить.
Она прошла через всю комнату и, дрожа, уселась на стул лицом к родителям. В ней боролись два противоположных чувства: испепеляющая ярость и отчаянная надежда. Кларк нуждалась в том, чтобы родители во всем ей признались – это послужило бы оправданием ее гневу,– но при этом отчаянно молилась, чтобы у них нашлось хоть какое-нибудь убедительное объяснение.
– Я подобрала пароль,– честно объявила Кларк.– Я была в лаборатории.
Глаза ее матери широко раскрылись. Она осела обратно на диван, потом глубоко вздохнула, и на миг Кларк показалось, что сейчас мама попробует все объяснить, что у нее найдутся слова, которые все исправят. Но она прошептала слова, от которых Кларк содрогнулась:
– Я сожалею.
Отец взял свою жену за руку, не сводя глаз с дочери.
– И я сожалею, что тебе пришлось это увидеть,– тихо сказал он.– Я знаю, это выглядит… шокирующе. Но им не больно. Мы проверяли и уверены в этом.
– Как вы могли? – Собственные слова показались ей неубедительными, чересчур легковесными, но Кларк не могла придумать, что еще сказать.– Вы экспериментируете на людях. На детях.
Ее замутило от собственных слов, и она почувствовала в горле привкус желчи.
Мать прикрыла глаза.
– У нас не было выбора,– мягко сказала она.– Мы многие годы разными способами исследовали радиацию, и ты это знаешь. Когда мы доложили Вице-канцлеру о невозможности собрать убедительный фактический материал без экспериментов над людьми, мы думали, что он сочтет наше исследование тупиковым. Но вместо этого мы… – Ее голос надломился. Она не закончила предложения, но Кларк и не нуждалась в этом.– У нас не было выбора,– безнадежно повторила она.
– Выбор есть всегда,– дрожа, сказала Кларк.– Вы могли отказаться. Я скорее дала бы убить себя, чем согласилась бы на такое.
– Но он не грозил убить нас,– голос отца звучал раздражающе тихо.
– Тогда какого черта вы за это взялись? – резко спросила Кларк.
– Он грозил убить тебя.
Птичье пение стихло, и на смену ему пришла насыщенная тишина, словно музыка пропитала собой безмолвие, наполняя воздух мелодией.
– Вот это да,– тихонько произнес Уэллс.– Это было потрясающе.
Его лицо все еще было обращено к деревьям, но рука тянулась в сторону Кларк, словно он пытался дотронуться сквозь время до девушки, которая любила его когда-то.
Чары были разрушены. Кларк будто окаменела и без единого слова направилась обратно к лазарету.
В палатке было темно, и Кларк, споткнувшись у входа, чуть не упала. Ее занимали мысли, что вон тому парню нужно сменить повязку на ноге, а вон той девушке с раной на бедре лучше бы наложить швы. Она наконец-то нашла контейнер с настоящими бинтами и хирургической нитью, но от него не будет большой пользы, если не удастся обнаружить аптечку. Под обломками челнока ее не оказалось. Скорее всего, аптечку во время крушения отбросило куда-то далеко.
Талия лежала на одной из коек. Она все еще спала и, кажется, держалась нормально. С тех пор как Кларк нашла подругу истекающей кровью с ужасной раной в боку, она уже трижды сделала той перевязку.
От воспоминания о том, как Кларк зашивала рану, ее желудок взбунтовался. Она надеялась, что Талия ничего не вспомнит об этой процедуре. Ее подруга тогда потеряла сознание от боли и до сих пор то приходила в себя, то снова проваливалась в беспамятство. Кларк опустилась на колени перед ее кроватью, убрала со лба Талии завиток влажных волос и, когда глаза той раскрылись, прошептала:
– Привет. Как ты себя чувствуешь?
Раненая слабо улыбнулась. Казалось, для этого действия ей пришлось собрать все силы, которые еще оставались в ее теле.
– Просто прекрасно,– сказала она, но тут же поморщилась, а в ее глазах заплескалась боль.
– Раньше ты врала гораздо лучше.
– Я никогда не врала.– Ее голос был хриплым, но все еще полнился фальшивым негодованием.– Я просто сказала тому охраннику, что у меня больная шея, и мне нужна еще одна подушка.
– А потом убедила его, что виски с черного рынка поможет тебе перестать петь во сне,– с улыбкой добавила Кларк.
– Ага. Так жаль, что Лиза не захотела больше играть в наши игры.
– И что ты не можешь не фальшивить даже ради спасения собственной жизни.
– Это было очень здорово! – запротестовала Талия.– Ночной сторож был на все готов, лишь бы я заткнулась.
Кларк с улыбкой покачала головой:
– И после этого ты говоришь, что девушки с Феникса чокнутые.– Она указала жестом на тонкое одеяло, которым была укрыта Талия.– Можно?
Талия кивнула. Кларк откинула одеяло и сняла бинты, стараясь удержать на лице нейтральное выражение. Кожа вокруг раны покраснела и припухла, а сама рана загноилась. Кларк знала, что сама по себе рана была наименьшей из их проблем. Она выглядела очень неприятно, но в медицинском центре они лечили подобные на «раз-два-три». Настоящую угрозу таила в себе инфекция.