Сотня
Шрифт:
Уэллс помнил, как шел через толпу, собравшуюся на Церемонию Поминовения, ощущая на себе взгляды тысячи глаз, как дрожала его рука, когда он вытащил из кармана зажигалку, и тьму озарила яркая вспышка. Несколько мгновений все молча смотрели, как Древо охватывает пламя. Поэтому, когда во внезапно воцарившемся хаосе охранники рванулись вперед, невозможно было не понять, кого именно они схватили.
– Что ты, черт возьми, себе думал? – спросил Канцлер, недоверчиво глядя на сына.– Зал мог выгореть целиком, и все люди погибли бы.
Наверное, лучше было бы соврать. Отцу легче будет думать, что Уэллса взяли на «слабо». Или, может быть,
Дверь госпиталя уже закрылась за ним, но улыбка Уэллса оставалась на месте, она словно вмерзла в лицо, как будто усилие, с которым он поднял уголки губ, повредило какие-то мышцы. Но, наверное, маме, чье зрение было затуманено наркотиком, этот оскал казался настоящей улыбкой, а теперь имело значение только это. Мама держала Уэллса за руку, а из него изливалась ложь, горькая, но безвредная. Да, у нас с папой все в порядке. Маме незачем знать, что они с отцом за неделю едва ли перекинулись несколькими фразами. Когда тебе станет лучше, мы дочитаем «Упадок и гибель Римской Империи». Они оба знали, что ей никогда не добраться до последней страницы.
Выскользнув из госпиталя, Уэллс начал прохаживаться туда-сюда по палубе В, которая, к счастью, пустовала: в этот час большинство людей находилось на учебе, на работе или в Обменнике. Сам он тоже должен сидеть на лекции по истории: еще недавно это был его любимый предмет. Ему всегда нравились рассказы о древних городах вроде Рима или Нью-Йорка, блистательное величие которых могло сравниться разве что с их падением. Но сейчас он не смог бы провести два часа среди однокашников, забрасывающих его мессенджер сообщениями, полными неловких, путаных слов сочувствия. Единственным человеком, с которым он мог говорить о матери, была Гласс, но в последнее время она как-то странно отдалилась.
Уэллс толком не понял, сколько времени он уже стоит у двери, но было ясно, что ноги принесли его в библиотеку. Он позволил сканеру идентифицировать сетчатку его глаза, дождался запроса и прижал подушечку большого пальца к панели. Дверь отъехала в сторону ровно настолько, чтоб Уэллс мог проскользнуть в образовавшуюся щель, а потом с сердитым стуком вернулась на место. Она словно бы сделала Уэллсу большое одолжение, допустив его в святая святых.
Юноша глубоко вздохнул, когда над ним сомкнулась кишащая тенями тишина. Книги, перед Катаклизмом эвакуированные на Феникс, хранились в высоких бескислородных контейнерах, которые значительно замедляли процессы изнашивания. Читать их разрешалось только в библиотеке и не более нескольких часов подряд. В этом огромном помещении не был настроен суточный цикл освещения: тут царили вечные сумерки.
Именно в библиотеке, сколько себя помнил Уэллс, они с матерью проводили воскресные вечера. Пока он был совсем малышом, мама читала ему вслух, а когда он подрос, они сидели тут бок о бок каждый со своей книгой. Когда мамина болезнь перешла в наступление, и ее стали терзать головные боли, Уэллс начал читать ей книги вслух. Накануне того дня, когда маму госпитализировали, они как раз приступили ко второму тому «Упадка и гибели Римской Империи».
По петляющим узким проходам он пробрался вначале в секцию английского языка, а потом оказался в историческом отделе, который находился в дальнем темном углу. Собрание исторических книг было меньше, чем следовало бы. Первое колониальное правительство снабдило Феникс прекрасной электронной библиотекой, но меньше чем через сто лет ее почти целиком уничтожил вирус. Книги остались только в частных собраниях и стали фамильными реликвиями, которые переходили от первых колонистов к их потомкам. А в последнее столетие большинство этих книг было передано в дар библиотеке.
Уэльс присел, чтобы его глаза оказались на одном уровне со сканером, прижал палец к замку, и стекло скользнуло в сторону, сопровождаемое шипением: это воздух устремился в контейнер, заполняя вакуум. Он потянулся было внутрь за «Упадком и гибелью», но вдруг остановился. Он хотел бы почитать про Рим, а потом рассказать об этом маме, но поступить так было равносильно тому, чтобы заявиться в ее палату с мемориальным надгробием и предложить вместе подумать над эпитафией.
– Нельзя держать контейнер открытым,– вдруг прозвучало за его спиной.
– Да, спасибо,– Уэллс произнес эти слова резче, чем ему хотелось бы.
Выпрямившись, он повернулся и увидел девушку, студентку-медичку из больницы. Она глядела прямо на него, и Уэллс почувствовал вспышку гнева: от этой встречи произошло смешение двух его миров. Ведь библиотека была местом, куда он приходил, чтобы забыть о тошнотворном запахе антисептиков и писке монитора сердечного ритма, чтобы не видеть признаков той жизни, в которой, кажется, уже пошел обратный отсчет и которая неумолимо двигалась к смерти.
Девушка отступила на шаг и вскинула голову, отчего ее длинные волосы упали на одну сторону.
– Ах, это ты.
Уэллс думал, что, узнав его, она придет в дикий восторг и немедленно начнет передавать сообщения друзьям через транслятор на сетчатке глаза. Ее выдало бы движение глазных яблок, но глаза девушки смотрели прямо на него, она словно заглядывала в его мозг, вычленяя потаенные мысли, которые Уэллс старательно скрывал ото всех.
– Почему ты не хочешь взять эту книгу? – кивнула она в сторону полки, хранившей «Упадок и гибель».
Уэллс тряхнул головой.
– Я почитаю ее в другой раз.
Мгновение девушка молчала.
– Я думаю, тебе нужно взять ее сейчас.
Уэллс лишь сжал челюсти и ничего не сказал. Она продолжила:
– Я видела тебя здесь вместе с твоей матерью. Ты должен отнести ей эту книгу.
– То, что мой отец член Совета, еще не означает, что я стану нарушать правила, которым уже триста лет,– сказал он, подпустив в свой тон лишь каплю снисходительности.
– За несколько часов с книгой ровным счетом ничего не случится. Вред воздуха сильно преувеличен.
Уэллс приподнял бровь:
– А возможности сканера, который стоит на выходе, тоже сильно преувеличены?
Большинство дверей в Фениксе были оборудованы сканерами, каждый из которых был особым образом запрограммирован для выполнения определенных задач. Библиотечные сканеры исследовали каждого выходящего на молекулярном уровне, чтобы убедиться, что он не держит книгу в руках или не прячет ее под одеждой.
На ее лице мелькнула улыбка.
– Я давным-давно это поняла,– она глянула через плечо на темный проход между книжными контейнерами, сунула руку в карман и извлекла оттуда кусок серой ткани.– Это помешает сканеру распознать содержащуюся в книге целлюлозу.– Она протянула ткань Уэллсу.– Ну же, бери.