Сотрудник ЧК (с илл.)
Шрифт:
— Знал.
— Так зачем стрелял?
— Да приказали же!
— А ты понимаешь, — врастяжку спросил Федя, — что тебе за это следует?
Пленный посмотрел на носки ботинок, помялся и неуверенно проговорил:
— Расстрелять меня, потому, правда, не знал…
— А! — удовлетворенно усмехнулся Федя — Понимаешь, что расстрелять за это мало! Ну так ступай. В другой раз разбирайся! Иди по коридору налево, последняя дверь, к товарищу Павликовичу. Он тебя определит куда надо…
Допросив подобным образом остальных пленных, Федя отпустил их и, сразу
— Здорово, Лешка! Приехал… Целый? — говорил он, ощупывая Алексея, точно не веря, что это на самом деле он, из плоти и крови.
— Ты что здесь наделал, чакист? — сказал Алексей, указывая на вороньковские книги, с которых была снята дерюжка.
— А что! Я только посмотрел.
— Погоди, приедет Воронько, он тебе пропишет ижицу!
Федя пренебрежительно свистнул:
— Сегодня не приедет, а завтра я — фьють, и ищи-свищи!
— Что такое?
— Уезжаю на ответственное задание! — торжественно объявил Федя.
— Куда?
— В Алешки. Целую группу посылают и меня тоже.
— Зачем?
— В Алешках контра расходилась. Наших из-за угла бьют. Одним словом, надо все разоблачить. Самых боевых ребят отобрали. Я, между прочим, не напрашивался, меня Величко назначил.
— Правда?
— Ну вот, стану я врать!
Алексей побежал к Величко.
— Верно, что в Алешки едет группа?
— Едет.
— Отпустите меня с ними, товарищ Величко!
— Там людей достаточно.
— Товарищ Величко, арестованный Серденко, мельник, показывает, что Крученый сейчас в Алешках. Прошу разрешить мне продолжить это дело.
Величко смял пальцами нижнюю губу, подумал.
— Пошли к Брокману, — сказал он. Председатель ЧК встретил Алексея приветливо:
— А, путешественник! Зачем пожаловал?
— Просит послать его с группой Илларионова, — сказал Величко. — Узнал, что Крученый в Алешках,
Алексей доложил о показаниях мельника.
— Слухи не проверенные, — сказал он, — но все-таки… Я ведь один знаю его в лицо, товарищ Брокман.
— Мгм… Как ты думаешь? — спросил Брокман у Величко.
— Я так считаю: с Илларионовым мы его не пошлем. Подожди, подожди, — остановил он Алексея, — поедешь отдельно. Ты в Чека новый человек, еще не примелькался, это надо использовать. Сведем тебя с Королёвой…
— С какой Королевой?
— Есть одна в Алешках. Жила там при белых, надежный человек. Будет связывать тебя с Илларионовым. Сам держись особняком: Алешки — маленький городок, в момент все будет известно. Илларионова я предупрежу. Теперь насчет обстановки. Крученого, конечно, поймать надо, но, смотри, не увлекайся, дело не только в нем. В Алешках штаб группы войск. Через город идут войска. Сейчас там самое место для шпионов. За последнее время они убили трех командиров и шесть красноармейцев. Скорее всего, там шайка, и твой Крученый, если он в Алешках, не последняя, должно быть, спица в ихнем колесе. Я думаю, вот как надо действовать…
Величко изложил свой план. Брокман этот план одобрил.
— Перед отъездом зайди, напишу записку к начальнику штаба Саковнину, я его хорошо знаю, — сказал он. — Величко, подготовь ему документы по всей форме… — И улыбнувшись: — Фамилию изобрети самую красивую.
— Пусть едет под своей, — возразил Величко. — Он ведь здешний. Встретит знакомого — и все, провал.
— Тоже верно, — согласился Брокман. — Подумайте как следует над мелочами и не тяните. Завтра же отправь его…
Группа, возглавляемая Илларионовым, отбыла на рассвете. Алексей выехал днем. В кармане у него лежали назначение в армию на должность штабного писаря и бумага из херсонского госпиталя, где он якобы «проходил лечение по поводу возвратного тифа».
Старый, сочащийся паром и дымом пассажирский пароход «Петр», совершавший регулярные рейсы между Херсоном и Алешками, отходил в три часа пополудни. На двух его палубах в страшной тесноте сидели беженцы с мешками и корзинами. Мужчин было немного. Больше — женщины, измученные и озлобленные. Молчаливые дети равнодушно смотрели на проплывающие берега.
«Петр» шлепал колесами мимо высохших за лето плавней, мимо ивовых зарослей и буйно разросшихся камышей. Белые цапли степенно перелетали через пароход, опускались возле берега и, поджимая одну ногу, неподвижно застывали на обводьях.
Через час в излучине днепровского рукава — он назывался рекой Конкой — показались красные пристанские крыши, дебаркадер и рядом с ним — песчаный спуск к воде. Алешки.
Занимая всю реку, «Петр» неуклюже развернулся и подвалил к дебаркадеру. Началась высадка. Минуя проверявших билеты матросов, Алексей спрыгнул на берег и вместе с толпой вышел в город.
В детстве он часто бывал здесь у тетки, умершей в начале революции. Городок напоминал большое село: белые, крытые соломой мазанки, баштаны, сады, огороды, сбегавшие к реке, тихие травянистые улицы, где свободно паслась скотина. Сейчас и в помине не было той безмятежной тишины, которой когда-то славились Алешки. На улицах обозы, тачанки, коновязи. Не выветриваясь, стоит смешанный запах навоза, дегтя и пекущегося в домах хлеба для армии. Всюду красноармейцы, матросы; то и дело, улюлюкая, проносятся верховые — ординарцы.
Алексей явился в штаб.
Оформление на должность писаря отняло немного времени. Полный, насмешливый начальник штаба Саковнин, прочитав записку Брокмана, сказал:
— Сегодня приходил один из ваших, Илларионов, предупреждал, что приедете. Ну что ж, писарь из вас, как я понимаю, неважный. Будете состоять при мне. Можете отлучаться не докладывая. Понадобится что — обращайтесь…
Алексей откозырял и пошел искать Королеву.
Королева жила в похилившейся хатенке на самой окраине городка, вблизи песчаных дюн (за Алешками начиналась обширная степь, сухая и безводная, как пустыня). При доме был небольшой садик с огородом, засаженным главным образом картошкой. У калитки— собачья будка. Лохматый черномордый кобель бросился под ноги Алексею.