Сотворение мира.Книга первая
Шрифт:
Она прижала к груди вихрастую голову Феди, засмеялась:
— Весь пропах сеном и лошадью.
Все дети Ставровых очень любили Марину, но после ее отъезда из Огнищанки Федя отвык от нее и потому сейчас дичился, посматривал украдкой на ее маленькие розовые руки и не знал, куда девать свои, жесткие от мозолей, грубые и неловкие.
Марина напоила детей чаем, велела Феде подождать, вышла куда-то и вернулась с большим свертком.
— Это возьмешь с собой, — сказала она Феде. — Тут халва и печенье, полакомитесь с Калей и Ромой.
—
— Конечно, можно, — улыбнулась Марина. — Раз тебе так хочется, дари, пожалуйста. Каля будет очень рада.
Андрей закричал из соседней комнаты:
— А я хочу передать Роману книжки и коробку с минералами, я выпросил для него у Фаддея Зотовича!..
Довольный своим пребыванием в Пустополье, Федя выехал домой в третьем часу. Левой рукой он придерживал перевязанный посредине и уложенный на холке лошади мешок с подарками. Хотя обратный путь, как это всегда бывает, показался ему гораздо длиннее, он по-прежнему ехал тихо, жалея кобылу.
До Казенного леса, который невдалеке от Огнищанки тянулся по холмам и лощинам верст на пятнадцать, Федя добрался перед закатом солнца. Помня приказание отца, он решил отдохнуть немного и попасти кобылу. У опушки трава была сбита скотом и припалена солнцем. Федя поехал в глубь леса, посматривая влево и вправо и отыскивая пырей посочнее. Возле узкой, густо заросшей дубняком лощины оказалась подходящая полянка с нетронутым зеленым пыреем.
Разнуздав кобылу, Федя повел ее к траве, некоторое время походил рядом с кобылой, потом вдруг почувствовал, что ему стало страшно. В лесу стояла тишина. На вершинах дубов еще червонели отсветы солнца, а внизу, из лощины, наползали прохладные сумерки. Где-то очень далеко раздумчиво, с перебоями куковала кукушка.
Федя знал, что кривую лощину огнищане называли Волчьей падью: верстах в шести от нее была расположена глухая деревенька Волчья Падь. «А что, если на меня наскочат волки? — подумал Федя. Замирая от страха, он вскочил на лошадь. — Если что случится, я ускачу на разнузданной, а мешок брошу», — решил он.
Но все было тихо. Спокойно пофыркивая, кобыла ела пырей и медленно продвигалась вниз, к лощине.
Вдруг Федя услышал голоса. Совсем близко, за кустами колючей дерезы, разговаривали два человека. Голос одного из них показался Феде знакомым. Мальчик вслушался и разговор, стараясь уловить, о чем идет речь.
— Только вчера мне передали от Савинкова письмо, — говорил мужчина, голос его напомнил Феде кого-то из огнищан. — Он пишет, что собирается к нам и будет здесь в середине лета. Не знаю, как ему удастся пройти через границу. Сейчас на границе очень строго.
Второй голос, низкий и сиплый бас, ответил:
— Такой, как Савинков, пройдет везде.
— Он хотел перебраться через польскую границу. Вероятно, помимо встречи с Пилсудским, его интересуют в Польше Булак-Балахович и Тютюнник.
—
— Тютюнник.
Тот, что говорил сиплым басом, засмеялся.
— Вы, батенька мой, плохо читаете советские газеты. Полгода назад доблестный генерал-хорунжий Тютюнник пробрался на Украину вместе с неким Дорошенко, председателем подпольной организации «Высшая войсковая рада». Покрутились они оба по украинским городам и весям и убедились, что от их рады остались рожки да ножки — все разбежались. Ну, Тютюнник предстал перед красными властями, ударил челом и в знак благодарности за прощение передал им чуть ли не весь петлюровский архив.
— Все бегут, сволочи! — мрачно проговорил знакомый голос. — Оцениваю я наши перспективы, и тоскливо мне становится… Пропала культура, исчезает цивилизация, место мыслящего человека занял дикарь, темное, двуногое существо — большевик. Слово-то какое! Боль-ше-вик!
— Положим, у этих самых большевиков тоже не очень благополучно. Сейчас от них откалывается Троцкий, завтра отколется Зиновьев, и начнется всеобщая свалка. Вот тут-то, друг мой, мы и должны быть наготове. Ради этого стоит жить.
— Я умирать не собираюсь. Но мне надоело идиотское ожидание. Пришло время мстить…
Порыв ветра заглушил окончание фразы. Федя сидел неподвижно, вслушиваясь в странный разговор. Его подмывало объехать дерезу и посмотреть, кто это говорит знакомым голосом, но он остался на месте, понимая, что его попытка увидеть говоривших может окончиться плохо.
— Между прочим, вам, Константин Сергеевич, следует быть начеку, — сказал человек, который говорил о мести. — Мне известно, что нашего председателя сельсовета Длугача вызывал к себе уполномоченный гепеу. Я не знаю, о чем у них шел разговор, но жена Длугача сказала моей так называемой жене, что гепеу ищет какого-то белогвардейца.
— Что же вы раньше об этом не сообщили? — прохрипел бас. — Такие вещи, сотник, не оставляют под конец разговора…
Он помолчал и заговорил тише:
— Далеко уходить мне нельзя. Примерно в этом районе должна состояться моя встреча с человеком, посланным Врангелем, и если удастся, то и с Савинковым.
— Что же делать?
— Не думаю, что чекисты догадаются искать меня в лесу. Если вы ни разу не допустили неосторожности, доставляя мне продукты, никому не придет в голову рыскать по лесу в поисках одного человека. Агенты гепеу будут обыскивать хаты, но только не лес.
— Как знать…
— Что же вы советуете? — спросил бас.
— Я думаю, нам на какое-то время надо прекратить наши встречи. В ночь под субботу я привезу вам побольше муки и сала и не стану появляться до самого приезда Савинкова.
— Захватите с собой четверть хорошего самогона, — сказал бас. — Что может быть приятнее в моем положении! Кроме того, не забудьте привезти спичек и какой-нибудь полушубок или одеяло. Ночи все же прохладные.
— Оружие у вас надежное?