Сотворение мира
Шрифт:
Сцилакс много рассказывал мне о своем первом путешествии по Инду.
— Сначала Дарий хотел овладеть всей Индией. Он и сейчас хочет, конечно, хотя, между нами, он уже слишком стар для длительного похода. Ему бы следовало отправиться на восток сразу, как только я разведал для него долину Инда.
— Но он не мог. Восстание в Вавилоне. И потом…
— Дела всегда найдутся. Но если хочешь овладеть миром, нужно забыть о всяких незначительных местечках вроде Вавилона.
Я рассмеялся. От двора удалиться всегда приятно.
Как и
— Вавилон — величайший город в мире, — сказал я.
— Может быть, когда-то и был, — возразил Сцилакс. — Но индийские города богаче и производят большее впечатление.
— Ты разве их видел?
— Только Таксилу. И Таксила больше Сард и гораздо богаче. Но индийцы скажут тебе, что это всего лишь приграничный городок.
— Почему же тогда Дарий так долго ждал?
Сцилакс пожал плечами:
— Как фараоны со своими гробницами, я думаю. Он считает, что когда завладеет Индией, то умрет, потому что в мире будет нечего завоевывать.
— А Китай?
— Разве это часть мира?
Для профессионального моряка Сцилакс иногда казался слишком рассудительным, не хватало тяги к приключениям. И все же надо признать, он первым снял точную карту Индийского океана до самого острова Цейлон. Я сказал «первым», но это не совсем так. Через несколько лет, когда я подарил Великому Царю подробную карту Индии, он показал мне схожую карту, которую нашли в Вавилоне, в архивах храма Бел-Мардука. Очевидно, вавилоняне и индийцы имели постоянные связи между собой задолго до Дария и Сцилакса. В этом старом мире нет ничего нового, кроме нас самих.
Всю широкую дельту Инда покрывают всевозможные ручьи и протоки. Черноземные участки дельты засевают рисом, а участки солоноватых болот годятся лишь для разведения водоплавающей птицы вроде индийских уток — превосходная дичь, если ее достаточно долго готовить. Там и сям на фоне свинцового неба живописно раскинулись ивовые рощи. Ежегодные дожди в тот год задержались на месяц, и индийцы только об этом и говорили. Без дождей полстраны вымрет. Но в тот год им не пришлось долго беспокоиться: как только мы выгрузились в порту Паталена, выше по течению, хлынул невероятный ливень, и потом мы три месяца не могли высохнуть. Первым моим впечатлением от Индии осталась вода. Греческие сказания о сотворении мира имеют свою привлекательность для тех, кто пережил индийские сезоны дождей.
По пути до Паталены Сцилакс показывал мне окрестности.
— Оба берега персидские, — говорил он с видимым удовлетворением.
— Благодаря тебе, — вежливо заметил я.
— Да, — ответил он без тени тщеславия. — У меня это заняло тринадцать месяцев. К счастью, местный народ предпочитает иметь верховного владыку
— Но здесь есть сатрап.
Сцилакс кивнул и нахмурился:
— Первого я подобрал сам. Он был арием из Пенджаба. Потом он умер, и теперь правит его сын.
— Он предан нам?
— Сомневаюсь. Но по крайней мере, он вовремя платит ежегодную дань. Ты нигде не увидишь столько золотого песка, как в этой части мира.
Откуда ни возьмись, вокруг появились дуги лоснящихся дельфиньих спин. Один дельфин даже выпрыгнул из-под самого носа корабля, на мгновение завис в неподвижном воздухе и бросил на нас задорный взгляд.
— Добрая примета, — сказал Сцилакс.
— Это пресноводные дельфины? Я не знал, что такие бывают.
— Да. Но насколько мне известно, они водятся лишь в индийских реках, — добавил он.
Сцилакс был прирожденным исследователем, он ничего не принимал на веру и всегда скептически относился к услышанному. Если чего-то он не видел сам, то и не утверждал, что это существует, — в отличие от некоторых дорийских греков, пишущих так называемую историю.
Мы высадились в Паталене, большом, но ничем не примечательном порту. От дождя и сырости было трудно дышать, низкое небо все затянули тучи.
Здесь я должен заметить, что в Индии существуют три времени года. С ранней весны до начала лета солнце палит безжалостно, и, если бы не большие реки и искусно построенная ирригационная система, земля вскоре превратилась бы в пыль и люди вымерли. Затем с приходом лета начинает дуть муссон, и треть года идет дождь, а реки разливаются. Потом следует совсем коротенькая зима, чередой идут прохладные дни, и небо невообразимо синее, а цветы разрастаются так буйно, что розовые цветники Экбатаны покажутся рядом с ними убогими.
Только я ступил на паталенскую пристань, как сильный порыв ветра ударил нашу триеру о причал, и две лошади упали с нее в реку. Затем небо словно разверзлось, и на раскаленную землю обрушился ливень. Совершенно мокрых нас встретил «царево око».
— Сатрап остался в Таксиле и шлет свои извинения, — сказал он.
Нас проводили в административное здание — старую деревянную развалюху с совершенно негодной крышей. Никогда еще я не страдал одновременно от жары и сырости — странное сочетание, характерное для сезона дождей в этой части света.
На следующий день мы расстались со Сцилаксом. Он отправился вверх по реке в Таксилу, а я начал свое путешествие по суше в царства Кошалу и Магадху. Я жаждал самостоятельности и был рад остаться один. Все мне казалось нипочем. Я был глуп. Я был молод. Демокрит считает, что нужно поменять местами «глуп» и «молод» — дескать, первое вытекает из второго. Но с моей стороны было бы невежливо связывать одно с другим.
К нашему отправлению «царево око» приготовил верблюдов, провизию, проводников. Кроме того, кое-как знал дорогу Карака.