Сотворение мира
Шрифт:
Тысячу лет назад, по давно забытым причинам, какие-то из арийских племен решили не рушить южные города, а воздвигнуть новые. Это случилось в Мидии, Аттике и Магадхе, и тут арийские кочевники переняли культуру своих рабов. Кроме того, несмотря на всяческие табу, стали заключаться смешанные браки, и самые дикие из диких стали похожи на культурный народ, ими завоеванный. Можно видеть, что такое продолжается и теперь, когда приграничные районы Персии постоянно подвергаются набегам тех диких племен, какими были и мы сами и которые тоже станут такими, как мы, — культурными.
Между прочим, Кир прекрасно сознавал опасность, исходящую от превращения своих персидских горцев в такой же изнеженный народ, как покоренные черноволосые. Чтобы обезопаситься от этого, Кир настаивал на строгом военном обучении всех молодых персов. Нам никогда не полагалось забывать своего арийского происхождения. Но Ксеркс меланхолически заключил, что персы уже не отличаются от того народа, которым правят, и в значительной степени упразднил образовательную систему Кира. Я говорил, что считаю это ошибкой. Но он был Ахеменид.
Хотя арии заселили Северную Индию задолго до Кира, я верю, что предки и мидийцев, и персов пришли в нынешнюю Персию примерно в одно время. Но арии-персы обосновались в горах, а арии-мидийцы усвоили ассирийскую и эламскую культуру. В конце концов мидийцы настолько ассимилировались со смуглой древней расой, некогда ими покоренной, что ко временам Кира арийского царя Мидии можно было принять за правителя Ассирии или Элама. Благодаря географическим особенностям страны, персидские племена сумели сохранить твердый воинственный арийский дух, но так было до тех пор, пока Кир не сделался вселенским монархом, как говорят в Индии.
Индоарии же, в отличие от мидийцев, почти сорок поколений сопротивлялись ассимиляции с нагами, или дравидами, или хараппами. Они гордятся своей светлой кожей, прямым носом, светлыми глазами. И к тому же весьма разумно делят себя на четыре касты. Первая — жрецы, так называемые брахманы, очень напоминают наших магов; вторая — воины; третья — торговцы; четвертая — крестьяне и ремесленники. И еще есть исконные жители этих мест, они темнокожи, замкнуты, угнетены — вроде Караки. Миллионы их по-прежнему живут на севере, неохотно служа своим пришлым хозяевам.
Теоретически индоарии могут заключать браки только внутри своей касты, а браки с исконным населением запрещены категорически. Однако за тысячелетие со своего прихода в Индию здешние арии гораздо больше потемнели кожей и глазами, чем их персидские родичи. И тем не менее они совершенно серьезно заверят вас, что черны из-за палящего в сухое время года солнца. И я всегда соглашаюсь.
Я уже собирался удалиться на ночь к себе в шатер, когда в дверях зернохранилища возник высокий обнаженный человек. На мгновение он замер, щурясь на свет. Волосы его свисали с головы чуть ли не до лодыжек, ногти на руках и ногах были такими длинными, что загибались, как клюв у попугая. Похоже, дорастая до определенной длины, они сами обламывались. В руках пришелец держал метлу. Когда глаза его привыкли к свету, он медленно двинулся ко мне, метя пол перед собой.
Те, кто еще не спал, ошеломленно, как и я, уставились на незнакомца. Наконец один из моих телохранителей выхватил меч, но я жестом велел пропустить странного пришельца.
— Это еще что за чудо? — спросил я Караку.
— Он вроде как святой. Наверное, это джайн. Или сумасшедший. Или и то и другое сразу.
Незнакомец встал передо мной, поднял метлу, словно салютуя, и произнес что-то, чего я не понял, но разобрал Карака.
— Это сумасшедший, — пояснил он. — И джайн. Джайны — одна из наших самых древних сект.
— И все джайны сумасшедшие?
— Совсем наоборот. Но этот говорит, что он переправщик, а никакой он не переправщик. Этого не может быть. С начала времен их было всего двадцать три.
Все это для меня звучало полной бессмыслицей.
— Что за переправщик? И почему он голый? И зачем эта метла?
Незнакомец без спроса тщательно вымел пол вокруг себя и передо мной, а затем сел, скрестив ноги, и забормотал какую-то молитву. Карака был настолько потрясен появлением своего соотечественника, что отказывался отвечать на вопросы, пока я не напомнил ему, что Великий Царь, в частности, интересовался индийскими религиями, и это соответствовало истине. Понадобись Дарию для завоевания Индии разгуливать нагишом с метлой в руках, он бы не раздумывал.
— Переправщик — это самый святой из людей. Последний раз такой появлялся на земле около двухсот лет назад. Я слышал, что теперь появился новый, но, несомненно, этот голый не переправщик. Прежде всего, голыми ходят только экстремисты, или, как говорят джайны, голыши.
— А метла?
— Сметать насекомых. Джайны не должны убивать никаких живых существ. Они даже часто носят маску, чтобы случайно не вдохнуть какую-нибудь мошку. Они не возделывают землю, потому что при пахоте гибнут букашки; не едят меда, чтобы не голодали пчелы. Они не могут…
— Ладно, а что они могут?
— Они прекрасные предприниматели, — улыбнулся Карака. — Мой отец был джайном. Но я — нет. Это очень древний культ… Еще доарийский. Джайны не признают арийских богов. Они не верят в Варуну, Митру, Брахму.
— Потому что это демоны. — Тут я вкратце процитировал Зороастра.
— Для Зороастра это, может быть, демоны, а для нас это просто ничто. Мы очень не похожи на ариев. Они верят в жизнь после смерти: для праведников — на небесах, для грешников — в аду. Мы — нет. Мы верим в переселение душ от одного человека к другому, или в дерево, в камень, в животное. Мы считаем высшим состоянием нирвану, то есть угасание, как свеча. Остановку длинной цепи бытия. Это окончательное существование на самом потолке Вселенной — в совершенстве и спокойствии. Но чтобы этого достичь, нужно, как сказал бы джайн, переправиться через реку — избавиться от земных желаний, подчиниться вечным законам.
Много лет я пытался выяснить, имел ли Пифагор какие-либо контакты с джайнами. Свидетельств этому я не нашел никаких. Если он ни от кого не узнал о новых воплощениях и до мысли о переселении душ дошел сам, то, возможно, это доарийское воззрение и верно.
Лично у меня эта мысль вызывает содрогание. Вполне достаточно родиться и умереть один раз. После смерти, учит Зороастр, каждого из нас ожидает суд. Праведники попадут в рай, грешники — в ад. В конце концов, когда Истина уничтожит Ложь, все превратится в Истину. Мне это кажется не только разумной, но и полезной религией. Вот почему я не представляю ничего более ужасного, чем перескакивание из тела в тело или из змеи в осу, а потом в дерево. Конечно, никто — как Пифагор — не помнит прошлых воплощений. Но в действительности это не важно. Лично я целиком за нирвану — это слово трудно перевести на греческий. Нирвана — это что-то вроде задувания свечи, но слово имеет некоторые аспекты, и не только не поддается переводу, но и непостижимо для неверующего вроде меня.