Сотворение света
Шрифт:
Он нашел короля Максима у платформы, где каждый вечер играли музыканты в золотых костюмах. Король совещался с мастером Тиреном и начальником охраны.
Келл подбежал к ним, грохоча сапогами по мраморному полу, и с ходу выпалил:
– Что значит – город пал? – С окровавленными руками, в плаще на голую грудь он казался совершенным безумцем. Но ему было все равно. – Почему вы вернули меня? – Тирен преградил было ему дорогу, но Келл оттолкнул жреца. – У вас есть план?
– Мой план, – спокойно сказал король, – спасти тебя от верной гибели.
– Но
– Что помогало? – переспросил король. – Вскрыть себе вены над Лондоном?
– Если моя кровь может защитить людей…
– Скольких ты защитил, Келл? – нахмурился король. – Десять? Двадцать? Сотню? А в городе десятки тысяч жителей.
Келлу показалось, что он снова в Белом Лондоне, и на шее смыкается стальной обруч. Беспомощность. Отчаяние.
– Это хоть что-то…
– Этого недостаточно.
– У вас есть идеи получше?
– Пока нет.
– Тогда, санкт, отпустите меня и не мешайте!
Максим взял его за плечи.
– Послушай меня, – вполголоса сказал король. – В чем сила Осарона? Какие у него слабости? Что он делает с нашими людьми? Можно ли это повернуть вспять? Вот сколько вопросов ты не смог задать, потому что строил из себя храбреца. Носишься по улицам, рубишь вслепую и попусту тратишь свою драгоценную кровь. У тебя нет никакого плана. Никакой стратегии. Ты не нашел трещину во вражеской броне. Не продумал атаку. Ты не можешь даже толком нанести удар, потому что не знаешь, куда его нацелить. Чтобы одолеть врага, надо его хорошенько узнать.
У Келла стиснуло грудь.
– Я защищал ваш народ!
– И на каждого, кого ты защитил, еще десяток был захвачен тьмой. – В голосе Максима не было осуждения, лишь мрачная решимость. – Город пал, Келл. Без твоей помощи он не поднимется, но это не значит, что ты будешь спасать его в одиночку. Король крепче сжал ему плечи. – Я не принесу в жертву своих сыновей.
«Сыновей».
Эти слова потрясли Келла. Его гнев понемногу угасал. Максим разжал руки.
– Рай очнулся? – спросил Келл.
– Нет еще, – покачал головой король и посмотрел куда-то в сторону. – Сейчас речь о тебе.
Келл обернулся и увидел Лайлу. Упавшие волосы закрывали расколотый глаз. Она стояла, вычищая из-под ногтей засохшую кровь.
– Кто ты такая? – спросил король.
Лайла нахмурилась, хотела было ответить, но Келл опередил ее:
– Это мисс Дилайла Бард.
– Друг королевской семьи, – вставил Тирен.
– Я уже спасала ваш город, – ответила Лайла. – Дважды. – Она вздернула голову, откинув темную челку и открыв звездные искры разбитого глаза. Максим, к его чести, не вздрогнул, лишь посмотрел на Тирена.
– Это и есть та девушка, о которой ты мне говорил?
Верховный жрец кивнул, и Келлу осталось лишь гадать, что рассказывал королю авен эссен и давно ли он знает о ее способностях. Король присмотрелся к Лайле, перевел взгляд от разбитого глаза к окровавленным пальцам, потом принял решение. Максим слегка поднял голову и приказал:
– Пометьте своей кровью всех, кто здесь присутствует.
Это была не
Лайла открыла было рот, и на миг Келл испугался, что она скажет какую-нибудь дерзость, но Тирен положил ей руку на плечо, успокаивая, и она впервые в жизни послушалась.
Максим отступил на шаг и чуть-чуть повысил голос, чтобы его услышали все собравшиеся. И они слушали его, понял Келл. Несколько человек повернули головы и внимательно ловили слова, которые король говорил своему антари.
– Холланд находится в тюремной камере. – Всего несколько часов назад там же, под замком, сидел Келл. – Поговори с ним. Выясни все, что он знает, о силе, с которой мы столкнулись. – Максим помрачнел. – Любыми средствами.
Келла передернуло.
Холод стальных оков.
Ошейник, сжимающий горло.
Руки, ободранные о металлическую раму.
– Будет сделано, ваше величество, – ответил Келл, стараясь не сорваться.
Келл, грохоча сапогами, спускался по тюремной лестнице. Каждый шаг уносил его все дальше от теплого и светлого сердца дворца.
В детстве Рай любил прятаться в тюремных камерах. Высеченные в одной из массивных каменных лап, поддерживавших дворец над рекой, они находились прямо под залом стражи. Камеры редко бывали заполнены. По словам Тирена, когда-то они использовались гораздо чаще. Это было в те времена, когда Арнс и Фаро вели войну. Но сейчас камеры обычно пустовали. Иногда – довольно редко – их использовали для непонятных нужд дворцовые стражники. Но если Рай вдруг с озорным смехом убегал от брата прочь, бросив через плечо «Найди меня», Келл первым делом спускался в камеры.
Там всегда было холодно, в воздухе стоял тяжелый запах сырых камней. Он звал Рая, и эхо повторяло: «Выходи, выходи, выходи». Куда бы Рай ни спрятался, Келл неизменно находил его, и обычно прятки заканчивались тем, что мальчишки забивались в одну из камер, грызли краденые яблоки и играли в санкт.
Рай говорил, что ему нравится спускаться сюда, но Келл подозревал, что гораздо больше ему нравится подниматься обратно: наигравшись, легким движением стряхнуть с себя всю тяжесть тюремной атмосферы, сменить темное подбрюшье дворца на мягкий халат и пряный чай, еще раз вспомнить, как ему повезло родиться принцем.
Келлу в камерах никогда не нравилось.
А теперь он их и вовсе возненавидел.
С каждым шагом в нем нарастало отвращение. Было неприятно вспоминать, как он сам сидел здесь, и не хотелось видеть человека, запертого сейчас на его месте.
Светильники заливали коридор бледным светом. Коснувшись металла, он сверкал, а на камнях рассыпался тусклым веером.
Возле самой большой камеры – той самой, где всего несколько часов назад был заперт Келл – стояли четверо стражников в полных доспехах. Держа оружие наготове, они не сводили глаз с серой фигуры за решеткой. В их взглядах читались ярость и ненависть. Келл понимал, что многим хотелось бы так же смотреть на него. Только страх и гнев, и ни капли уважения.