Сотворение света
Шрифт:
Когда Рай жаловался, что в святилище холодно, старый Тирен лишь хмурил брови.
«Магия дышит собственным теплом», – говорил он. Для волшебника, может, оно так и было, но Рай-то не волшебник!
Но станет им.
На этот раз он не хныкал. Старый жрец даже не знал, что он здесь.
Юный принц проник в самую глубину библиотеки и забился в нишу, укрытую позади статуи, за длинным деревянным столом. Там он расстелил на полу украденный пергамент.
Пальцы у Рая от рождения были ловкими – но ему, наследному принцу, не часто доводилось пускать их в ход. Ему всегда охотно отдавали все, о чем
Но этот свиток достался ему иначе. Рай стянул его со стола Тирена, где он лежал среди десятка других, перевязанный белой ленточкой, отмечавшей заклинания, созданные мастером. Все они, к огорчению Рая, не были ни сложными, ни хитрыми. Зато приносили пользу.
Одни заклинания предохраняли еду от порчи.
Другие защищали деревья в саду от заморозков.
Третьи позволяли огню гореть без топлива.
Рай решил перепробовать их все, пока не найдет заклинание, которое ему подчинится. Которое разбудит магию, дремлющую в крови.
По святилищу пробежал сквозняк. Рай достал из кармана пригоршню красных линов и прижал монетками пергамент. На нем твердой рукой жреца была нарисована карта. Не такая, как в отцовском кабинете, изображавшая все королевство. Нет, это была схема заклинания, диаграмма магии.
А наверху – три слова на обычном языке.
«Ис Анос Вол», – прочитал Рай.
«Вечное пламя».
Под этими словами была нарисована пара концентрических кругов, соединенных тонкими линиями и усеянных мелкими символами. Убористая скоропись, знакомая всем заклинателям Лондона. Рай прищурился, пытаясь что-нибудь разобрать. Он был способен к языкам, ему хорошо давались плавные перепады фароанского, переменчивые волны вескийских слогов, взлеты и паузы приграничных диалектов Арнса. Но слова на пергаменте ерзали и расплывались перед глазами, ускользая от понимания.
Он прикусил губу (дурная привычка, мать всегда говорила ему – прекрати, это недостойно принца), положил ладони на бумагу, обвел пальцами внешний круг и приступил к делу.
Рай впился глазами в середину страницы и стал читать, вслух проговаривая каждое слово. Но с языка слетали лишь корявые, невнятные обрывки.
Сердце застучало быстрее, но никак не могло попасть в такт с естественным ритмом магии. Однако Рай крепко удерживал заклинание силой воли; ближе к концу в ладонях зародилось тепло, оно растекалось, щекотало пальцы, рисовавшие круг, и наконец…
Ничего не вышло.
Ни искры.
Ни огонька.
Рай прочитал заклинание еще раз, другой, третий, но тепло уже угасло, сменилось обычным покалыванием онемевших пальцев. Последние слова слетели с его губ и растворились в тишине.
Принц тяжело привалился к холодным камням.
– Санкт! – выругался он, хоть и знал, что слово это нехорошее, а произносить его здесь тем более нельзя.
– Что ты тут делаешь?
Рай поднял глаза и увидел возле ниши своего брата в красном плаще на узеньких плечах. Даже в неполные одиннадцать лет лицо у Келла было серьезным, как у взрослого, вплоть до морщинки между бровями. В сероватых утренних сумерках поблескивали рыжие волосы, а глаза – один синий, другой черный как ночь – были такими пристальными, что люди обычно не выдерживали, отводили
Келл не был ему родным братом. Даже мимолетный взгляд сразу улавливал разницу. Черты Келла были смешанными, словно, лепя его, кто-то перемешал глину разных типов. Кожа светлая, как у вескийца, фигура долговязая, как у фароанца, а такие медные волосы встречались лишь на северных рубежах Арнса. И, конечно, глаза. Один обычный, хоть и не совсем типичный для арнезийца, а другой – черный глаз антари, помеченный магией. Он говорил о том, что Келл – авен. Благословенный.
А Рай, с теплой смуглой кожей, черными волосами и янтарными глазами, был типичный лондонец, типичный Мареш, типичный представитель королевской семьи.
Келл заметил сначала румянец принца, потом – расстеленный перед ним пергамент. Опустился на колени, расплескав по камням красную ткань плаща.
– Где ты это взял? – спросил он, и в голосе мелькнуло неодобрение.
– У Тирена, – ответил Рай и в ответ на недоверчивый взгляд брата поправился: – У Тирена в кабинете.
Келл пробежал глазами заклинание и нахмурился:
– Вечное пламя?
Рай рассеянно поднял с пола монетку и пожал плечами:
– Первое, что попалось под руку. – Он старался говорить небрежно, как будто ему дела не было до дурацкого заклинания, но горло невольно сжималось, а глаза горели. – Не важно, – отрезал он и швырнул монетку на пол, будто камушек в воду. – Все равно у меня не работает.
Келл подвинулся, зашевелил губами, разбирая почерк жреца. Сложил ладони чашечкой, как будто держал в руках пламя, которого еще не было, и начал произносить заклинание. У Рая слова падали, будто тяжелые камни, а в устах Келла звучали как поэзия, гладко и сочно.
Воздух сразу нагрелся, над пергаментом поднялся пар. Потом чернильные линии набухли капельками масла и вспыхнули.
Между ладонями Келла затрепетало пламя, яркое и белое.
Ему это далось так легко, что Рай невольно ощутил злость на брата – жаркую, как искра, и такую же недолговечную.
Келл же не виноват, что Рай не способен к магии. Рай встал было на ноги, но тут Келл дернул его за манжету. Он подвел руки брата к сторонам свитка, дал почувствовать собственную магию. По ладоням Рая пробежало тепло, он восторгался силой и при этом досадовал, что она принадлежит не ему.
– Неправильно это, – прошептал он. – Я принц, наследник Максима Мареша. И не могу даже свечу зажечь.
Келл прикусил губу – вот его мама никогда не ругала за эту привычку – и сказал:
– Власть бывает разная.
– Лучше бы я владел магией, чем короной, – насупился Рай.
Келл всмотрелся в язычок белого пламени.
– Королевская власть – это, если вдуматься, разновидность магии. Волшебник повелевает стихией. Король повелевает империей.
– Только если у короля хватает сил.
Тогда Келл поднял глаза:
– Ты станешь хорошим королем, если сумеешь не погибнуть раньше.
Рай ахнул, и пламя затрепетало.
– Откуда ты знаешь?
Келл улыбнулся. Это случалось редко, и Рай гордился – только ему одному удавалось вызвать у брата улыбку. Но потом Келл ответил: