Сотвори себе удачу
Шрифт:
Люде стало ужасно стыдно. Что же это такое случилось с ней вчера? Захотелось скорее от этого откреститься. Она осторожно заскользила по простыне, незаметно выбираясь из-под обнимавшей ее руки, пока рука не оказалась на пустой простыне. Потом соскользнула на пол. Вот тут она и увидела часы, показывавшие половину пятого. Почему-то она подумала, что еще есть время.
Вытащив из шкафа халат и полотенце, она на цыпочках вышла из комнаты и по темному коридору уверенно дошла до ванной. Раздвинула висевшее над ванной соседское белье и открыла душ. Она яростно намылила тело и долго стояла под сильными струями, делая их то ледяными, то горячими настолько, насколько смогла терпеть.
Потом вернулась в свою комнату с намотанным на голове полотенцем и в стареньком махровом халате, из которого отовсюду свисали вытянувшиеся петли, зажгла большой свет. Мужчина не проснулся. Она вдруг испугалась: не умер ли он. Подошла: нет, дышит. Как же его разбудить? Завела будильник и поднесла к его уху. Услышав звонок, он поморщился, попытался отвернуться и наконец открыл глаза, щурясь на яркий свет.
– Вам пора домой! – чуть помедлив, объявила она.
Он что-то побормотал, наверное, по-английски. Потом, видимо очухавшись и сообразив, где находится, стал подыскивать русские слова. Наконец нашел:
– Ванна…
– Нет! Ванна будет в гостинице, – отчеканила она, глядя ему в глаза. – Понимаете? – Она пыталась найти в его лице отклик. – Здесь коммуналка. Сейчас встанут соседи. Вам пора домой! – внушала она ему.
Нет, всех этих подробностей он, конечно, не понял, но суть ухватил, потому что завертел головой в поисках своей одежды. Она бросила ему брюки и ушла за шкаф стелить себе свою постель.
Их огромная комната была поделена на две неравные части трехстворчатым ждановским шкафом, за которым была Людина половина с тахтой и компьютером. Хотя после маминой смерти необходимости в перегородках не стало, Люде и в голову не пришло что-нибудь менять. Она по-прежнему спала и работала в своем углу.
Когда Людмила вышла из-за шкафа, Стив стоял перед трельяжем, приглаживая волосы.
– Пошли! Только тихо! – скомандовала она, вывела его в прихожую и на попытку поцеловать ее на пороге быстро захлопнула дверь перед его носом.
Люда вернулась, прибрала мамину кровать, погасила свет. Последней ее мыслью было: «Он, конечно, принял меня за валютную проститутку», – и она спряталась от этой мысли в сон.
Глава 2
СТИВ. ДЕНЬ ВТОРОЙ
– Людмила! Мила! К телефону!.. Ты дома? – стучали в дверь.
Она проснулась, накинула халат и выскочила в коридор. За дверью нос к носу столкнулась с соседкой, маминой ближайшей подругой Марипалной. Люда аккуратно обогнула ее, бросив на ходу с лучезарной улыбкой: «С добрым утром», и схватила трубку. Но Марипална, видимо, ночью что-то слышала и настроилась на решительное объяснение. Она подошла и встала рядом.
– Да? Слушаю! Это я. – Люда старалась говорить как можно официальнее.
На другом конце провода оказался американец. И Люда очень боялась, что Марипална тоже услышит его голос. Стив был настроен лирически и собирался обсудить с ней свое настроение. А она, чтобы скорее закончить разговор, ни с того ни с сего выпалила: «В три в КУГИ!» – и повесила трубку; развернувшись в другую сторону, она ловко обошла Марипалну, не встретившись с ней глазами. Вдогонку она услышала возглас старушки, но сделала вид, что не услышала его.
Войдя в комнату и щелкнув задвижкой, Люда на ходу стянула полотенце. Волосы с ночи еще не высохли. Где же фен? «Он позвонил!» – тихонько шепнула она сама себе. И от ночных страхов не осталось и следа. Почувствовав себя легкой, просто воздушной и прямо порхая по комнате, Людмила, давно не ощущавшая себя такой живой и настоящей, села к трельяжу. Из черной рамочки на нее посмотрели строгие мамины глаза. И Людины руки сами собой опустились.
– Ну и что ты так смотришь? – Люда демонстративно взялась за фен. – Мама, мне почти тридцать пять лет! Я уже могу позволить себе все, что угодно! Ну и что, что не прошло и шестнадцати дней после твоей смерти?! Я тебе, что ли, верность должна хранить!.. Да, я признаю, что не надо было пускать его на твою кровать… Но я уже плохо помню, как это все произошло… Извини, пожалуйста! – Она уже ходила по комнате, одевалась, но время от времени подходила к портрету. Когда аргументы казались ей не очень убедительными, она храбро бросала их прямо в лицо матери. – Мама, я так давно веду примерный образ жизни, что можно немножко и подмочить мою репутацию.
Все! Она готова! Но, уже вставив ключ в замочную скважину, она опять вернулась в комнату, подбежала к трельяжу, присела на корточки перед маминой фотографией:
– Ну прости меня, пожалуйста, я больше не буду! – Она чмокнула фотографию, посмотрела на свое отражение в зеркале и с легким сердцем закрыла дверь.
А в коридоре ее ждала недовольная Марипална, но, к счастью, зазвонил телефон. Звонила Галя узнать, куда запропастилась ее любимая подружка. Пообещав ей перезвонить позже, Люда повернулась к Марипалне:
– Марипална, вы же знаете, что я вас люблю. Не надо сердиться. На самом деле жизнь прекрасна! – и, не дожидаясь, пока соседка найдет что ответить, выпорхнула на лестницу.
Весь день она летала, словно на крыльях. Все удавалось. И в голове крутилась фраза: «Он позвонил, он позвонил…» Но чем ближе подходило назначенное время, тем тревожнее становилось у нее на душе. И только подойдя к зданию КУГИ, она вдруг сообразила, откуда это беспокойство. Он ведь, может быть, и не знает, что такое КУГИ, а может, и не расслышал, что она сказала? А потом, откуда он знает, где это находится? Да и собирался ли он вообще с ней встречаться? Надо было дослушать, что он говорил. Конспираторша несчастная. Она вспомнила Марипалну, и мысли со скрипом стали поворачиваться на сто восемьдесят градусов.
А зачем им вообще встречаться? Какой-то заезжий американец поманил ее пальцем, она и побежала… Ну, положим, у нее есть смягчающие обстоятельства. Да! Она в тяжелом психологическом состоянии. Для нее это разрядка. Ну и наплевать, что этот коммивояжер американский решил развлечься. А это она его использовала. Да-да. Ей надо было оттянуться, она его и использовала. Когда она шла по Зодчего Росси, сердце ее стучало. В фойе его не было. Она спросила у вахтерши, не было ли здесь иностранца. Нет, никого не было. Она вышла на улицу. На часах – без пятнадцати. Ну, вообще! Рано еще, дурища несчастная! Она прошлась туда-сюда. Заглянула под арку – никто не шел по Ломоносова. Тогда она сама решила дойти до Садовой, повернула за угол и столкнулась с ним нос к носу.
– Здрасте!
– Люда, ты уже уходишь? Я опоздал? Они оба посмотрели на часы и засмеялись.
– Знаете, в фойе КУГИ выставлены конкурсные проекты Морского фасада Петербурга. Хотите посмотреть?
Она решила держаться непринужденно, как будто ничего особенного не случилось между ними ни ночью, ни утром по телефону.
– Я не понял. Говори медленно.
Она повторила. Он вроде понял, хотя вчера был как-то понятливее. «Может, волнуется?» – промелькнула сладкая мысль. Они вошли в фойе. На площадке, у окна, у стены стояли макеты.