Соты
Шрифт:
– Сейчас черкану, – я окунула кончик пера в чернила и быстро набросала домашние номера родителей и друзей, чтобы была возможность дозвониться хотя бы до кого-нибудь из них. – А тут телефона нет? – протягивая клочок бумаги, я подняла глаза и вдруг заметила разительную перемену в хозяине дома. Лицо Таррина словно вытянулось, и он издал победно-отчаянный крик. Невольно дернувшись, я чуть было не упала с кресла, но вовремя удержавшись, замерла.
– Это правда! – подскочив, мужчина схватил меня за плечи, приподнял и затряс с такой силой, что, казалось, поломает меня в паре мест.
Далее началось что-то совершенно невообразимое. Вскочив со своих мест, меня окружили
За окном начинало темнеть, и я было направилась к окну, но на плечо упала рука. Присев от ее тяжести, я обернулась назад. Таррин смотрел на меня черными, полными безумия глазами. Да что, в конце концов, здесь происходит?!
– Ты никуда не пойдешь! Все будет так, как никогда и не было в книгах, – он продолжал нести какую-то чушь, и мне становилось все больше не по себе.
Почему эти люди не дают мне выбраться из плотного круга тел, галдящих и смеющихся одновременно? Почему я вообще нахожусь в этом страшном месте, хотя все законы природы должны быть против такого отношения с адекватным (каким я себя когда-то считала) человеком в моем лице? Или я надышалась угарным газом от чадящей деревенской печи и сошла с ума? Нет, не хочу!
– Это неправильно! – кажется, последнее я выкрикнула вслух. В ужасе от происходящего я дернулась, вырвалась из клубка тел, так и норовивших схватить меня то за запястье, то за плечо, и перемахнула через подоконник.
Находись зал этажом выше, я обязательно что-нибудь себе поломала бы, но мне подфартило. Везение – штука странная: всего два метра – и здравствуй, земля! Когда я очутилась внизу и боль от жесткой посадки чуть притихла, ноги сами подсказали, что делать.
Перепрыгнув невысокую ограду, я отчетливо почувствовала, что за спиной несутся люди. Испугавшись снова очутиться в ловушке безумия, я даже не обернулась, чтобы не терять лишние мгновения. Моя физическая подготовка всегда оставляла желать лучшего, так что надежда была только на шоковое состояние. Дома мелькали один за другим, люди удивленно смотрели вслед, а в спину неслись крики и ругань, призывавшие остановиться. В изнеможении добежав до очередного дома, я замерла за углом и перевела дух. Толпа озверевших по непонятной причине мужчин пролетела мимо, а я с той же скоростью, с которой неслась от них, ринулась в противоположную сторону в надежде на несколько спасительных секунд.
Теперь нас разделяла максимум дюжина метров, а я с трудом приближалась к лесу, вплотную прилегавшему к деревне. Постепенно бег с препятствиями превратился в медленный шаг, а еще чуть позже я еле ползла, надеясь, что хотя бы не двигаюсь по кругу. В очередной раз споткнувшись и зацепившись за ветку, я с прискорбием констатировала, что больше не в состоянии сделать ни шага, и с глухим стуком свалилась под ближайшую ель, пытаясь отдышаться. Получалось довольно скверно: в висках стучала кровь, а мысли отчаянно пытались уцепиться одна за другую.
– Здравствуйте, меня зовут Федя, я работник архитектурной компании. Сижу в темном лесу и дрожу как осиновый лист.
– Поаплодируем Феде!
Похоже, я все-таки двинулась…
***
Сидеть тихо, зажав рот рукой и боясь пошевелиться, – занятие, вынуждена признать, увлекательное. И познавательное: блудный рассудок не сразу, но все же возвратился к легкомысленной хозяйке, громко оповестив ее, что неплохо бы дать старт оправданной панике. Очень кстати!
Слезы хлынули как из прорвавшегося пакета с молоком – крайне неожиданно и обильно. За время марафонских забегов по пересеченной местности солнце ушло за горизонт, и в лесу была тьма кромешная. Темные ветви трагично нависли над головой, закрыв и луну, и редкие звезды. Подул порывистый ветер, заставивший съежиться в дрожащий клубок. Вот тут-то мне стало совсем не по себе. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, я попыталась сообразить, что же делать.
Первый приступ паники прошел, слезы высохли, и жалость к себе переросла в безучастность к происходящему. Еще с четверть часа я тихо икала от холода и долгого рева, но потихоньку пришло понимание, что нужно подняться и начать осторожно двигаться в противоположную от деревни сторону. Как же хочется пить!
Я раздвигала ветки руками, стараясь не наесться паутины. То тут, то там пролетали птицы, издали доносился рев неизвестных животных, отчего волосы вставали дыбом, и я замирала, с испугом вслушиваясь в звуки леса. После неизвестно скольких часов бессмысленного блуждания я уловила равномерный, еле различимый гул земли. Поначалу обрадовавшись хоть каким-то переменам, я рванула вперед в надежде на выход к очередному поселению или хотя бы одиноко стоящему дому. Но не тут-то было! Источником гула оказался ручей. Вода билась о камни, спадая проворными водопадами. Я подошла ближе, легла на живот и протянула руки. Зачерпнув ладонями черной жидкости и наплевав на все санэпидемические предупреждения, я с наслаждением напилась и умылась. Жуткая усталость немного отступила, и появилась надежда: идти вдоль ручья все же проще, чем на ощупь пробираться сквозь чащу.
Я шла вдоль береговой линии, пока не заприметила что-то похожее на водопад с пологим продолжением тропки. Идти было удобнее по другой стороне, но ручей с шумом бежал вниз, и я никак не могла решиться на переправу и плелась дальше вдоль берега. Но в очередной раз получив веткой по лбу, я перестала тратить время на софистические метания: подобрала юбку, разбежалась для верности и перепрыгнула на противоположную сторону, мысленно молясь, чтобы не поскользнуться при приземлении. Закрыв глаза и держав для верности дыхание, я уже растопырила руки, но падения не последовало.
В груди что-то замерло, в глазах потемнело, а тело отказалось слушаться. Будто бы разом избавившись ото всех чувств, я осознала, что не дышу, не вижу и не слышу одновременно.
Мгновение – и волна яркого света захлестнула все, что меня окружало. Первым, что удалось разобрать, был массивный деревянный стол и небольшое перышко, покрытое черным узором.
Глава 3
Да-да, конечно, вы можете писать настолько радужно, насколько сами того хотите… Правда, я бы не желал вечной жизни в сахарнице или банке варенья.
Заметки Жизнеписателя
Прости мне, жизнь, тоску и счастье,
Переступившие порог
Из сожалений, бурь и страсти, —
Все, от чего не уберег.
Прости мне дикий смех истерик,
Непонимание людей,
Мой остров и забытый берег
Души, не знавшей вкус потерь.