Совершенная мечта
Шрифт:
— Хорошо, — согласилась скрепя сердце. Не буду настаивать, а то мало ли что еще всплывет? Раз уж папочка зарумянился как красна девица, то лучше и в самом деле об этом поговорить с Пашкиной мамой. А еще лучше если бы к объяснениям снизошла моя собственная мать. Но раз уж она до сих пор не удосужилась этого сделать, то, значит, не очень хотела беседовать со мной на столь щекотливую тему.
— Тебя подвезти в университет? — спросил папа и нежно потерся подбородком о мою макушку. — Я не знаю, что Герасим с твоей машиной сделал, поэтому исправить
— Подвези, — обрадованно кивнула головой, — я быстро соберусь.
— Да уж знаю, что быстро, — хмыкнул папуля, отпуская меня из объятий, — в этом ты полная противоположность своей матери. Та часа полтора только подходящее платье себе подбирала, если мы выбирались на какой-нибудь прием.
— Пап, — осторожно поинтересовалась я, — мы никогда с тобой не касались этой темы, но раз уж ты сам о ней вспомнил, то, может быть, скажешь, почему вы с мамой расстались?
— Она меня бросила, — коротко сказал он, а когда заметил, что я молча жду продолжения, нехотя добавил: — И предупредила, что если я буду возражать, она все равно добьется расторжения брака, только дополнительно приложит все силы, чтобы отобрать тебя.
Вот так. Я еще, оказывается, и средство давления на отца.
— Пап, а ты любил ее?
— Не знаю, что и сказать, — он задумчиво потер переносицу. — Это было как наваждение. Ну да, наверное, любил. Только это было больше похоже на какую-то странную зависимость. Ты знаешь, — он поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза, — я ведь даже не очень удивился, когда Павел сказал мне, что Вероника — не совсем обычная женщина. Что-то в ней есть такое, что вызывает не то, чтобы подозрение, а какое-то сомнение и тревогу. Ладно, хватит о ней. Иди, собирайся.
— Бегу!
Десять минут на сборы, пятнадцать на дорогу, и вот я уже выскочила из папиной Мазды, и, чмокнув родителя в щеку на прощание, помчалась по дорожке к своему учебному заведению.
Вмиг взлетела по ступенькам и ворвалась в холл.
В здании царила полная тишина, шли лекции. Я рванула к лестнице, ведущей на второй этаж, когда из-за поворота появился и начал спускаться вниз высокий темноволосый парень. Из одежды на нем были только спортивные трусы и майка. Заметив, что я поднимаюсь ему навстречу, он снисходительно усмехнулся, расправил плечи и, картинно поигрывая мускулами, прошел мимо меня. Ну точь в точь, как модель на подиуме. Я чуть не захохотала. Вот что слава делает с некоторыми личностями.
Этот задавака — Генка Рамадовский. Он с недавнего времени стал капитаном университетской баскетбольной команды и теперь считает себя звездой мирового масштаба, и не иначе. А раз звезда, то — предел мечтаний всего женского населения универа. Ну, это он так думает.
Парень такого высокого мнения о себе, что даже представить не может, чтобы дамы не трепетали только при упоминании его имени. А они не то что не трепещут, даже не обращают внимания. Парни же из команды откровенно ненавидят своего капитана.
— Эй, куколка, — послышался за спиной мужской голос, — подожди-ка минутку.
— Вообще-то, я опаздываю, — оглянулась и обалдела. Надежда университетского спорта замер на пять ступенек ниже меня и разглядывал так, будто увидел вдруг перед собой целую вазу мороженого, посыпанного шоколадом и политого сиропом. Ну, или ящик пива, смотря что ему больше нравится. Его взгляд уперся в мою грудь, да так и застыл. Такое впечатление, что парень сейчас облизываться начнет.
— Чего тебе? — невежливо прервала я его любование.
— Я тебя знаю?
— Ну ничего себе вопрос. Я-то откуда знаю?
— Чем ты сегодня занимаешься? — продолжил допрос темноволосый.
Я беседу культурно поддержала и любезно поинтересовалась:
— А твое какое дело?
— Хочу, чтобы ты отложила все, что запланировала на сегодня. Вечером мы идем в ресторан.
— Ну и идите, я тут причем?
— С тобой, — сверкнул он улыбкой во все свои тридцать два.
— Помечтай, Рокоссовский, а я пока пойду поучусь, — отвернулась и продолжила путь.
Рокоссовским его однажды назвал парень из команды за маршальские замашки и высокомерие. С тех пор это прозвище накрепко прилипло к Генке. Он только больше гордился, когда к нему так обращались.
— Я тебя сегодня провожу после лекций, — уверили меня, на что я только буркнула: — Помечтай, пока в сознании.
Остальной путь до нужной мне аудитории проделала почти бегом, (хорошо, больше никто не пытался меня остановить) и на всех парах ворвалась в помещение.
— Перова, какой сюрприз, — Кирилл Петрович, стоявший у доски, сдвинул очки на кончик носа и осуждающе посмотрел в мою сторону. — Вы все-таки решили нас почтить своим присутствием?
— У меня причина, — протараторила, все еще недоумевая по поводу неожиданного приглашения поужинать в обществе баскетбольного капитана. — У меня уважительный зуб.
— Простите? — удивился профессор.
— То есть, причина уважительная, а зуб — острый, — исправилась я.
— Да неужели?
Мои одногруппники уже начали посмеиваться, а я попыталась исправиться еще раз:
— В общем, зуб болел, а это уважительная причина.
— Идите уже на свое место, Перова, — покачал головой преподаватель. — Острый зуб — это действительно весьма уважительная причина.
Ну, да. Знали бы Вы, дорогой профессор, насколько у меня может быть острый зуб. И даже не один, если однажды я обернусь волчицей.
Быстренько проследовала к своему месту и хлопнулась на стул.
— Привет, Оль, — прошептала и сразу же состроила невинную физиономию. Зоркий взгляд профессора, брошенный над очками в мою сторону, заставил меня замолчать.
Лелька тоже молча кивнула. И вскоре мы все увлеченно слушали преподавателя, рассказывающего нам о самых скандальных одеяниях в истории моды. Затаив дыхание, смотрели видео, на котором Мэрилин Монро поздравляла президента Кеннеди с днем рождения.