Совершенство
Шрифт:
Поглядываю на экран айфона, предусмотрительно взятого с собой. Нестеров мне не звонил, но я и не ожидала, что он сдастся так быстро.
Вхожу в свой профиль в соцсети и понимаю, что мое обещание прямого эфира просмотрело столько народу, что пути назад нет. Но его и так не было. Теперь я не знаю, на что рассчитываю, планируя рассказать обо всем.
Это хайп, безусловно, но хайп очень краткосрочный, и я отдаю себе отчет, что за неимением красивой картинки и полной ярких событий жизни, мне вскоре больше нечем будет привлечь к себе внимание и интерес к моей скромной персоне спадет
Увлекшись яркими картинками на экране, не могу уделить должного внимания выбежавшей из-под припаркованной во дворе Хонды полосатой кошке. Зато Мак ее замечает. И в момент, когда пес резко стартует с места за неожиданной добычей я едва успеваю покрепче ухватить телефон, чтобы не потерять. Потому что сил у собаки, оказывается, гораздо больше, чем у меня.
— Стой! — кричу я, запыхавшись. — Да стой ты!
Но псина несется вперед, не видя перед собой ничего, кроме кошки, что, задрав полосатый хвост мчится впереди. Я, судорожно вцепившаяся в петлю собачьего поводка, вынуждена против воли принимать участие в этой незапланированной дурацкой гонке до тех пор, пока кошка не взлетает на дерево. Оттуда она злобно шипит на Мака сверху, пока я злобно шиплю на него снизу, пытаясь привести в норму сбившееся от бега дыхание.
Пес, не чувствующий за собой абсолютно никакой вины перед нами обеими, довольно скалит пасть в клыкастой улыбке, вывалив из нее наружу розовый язык. Метет по траве жестким хвостом.
— Чтоб тебя! — ругаюсь я, за поводок дергая пса вниз с сопки, куда он затащил нас обоих в своем рвении догнать полосатый трофей. — Безмозглая псина!
Но Мак спускается со мной только потому, что и сам на это согласен. У меня же создается ощущение, что это он меня выгуливает, а не я его. Пес тянет меня за собой, чтобы обнюхать нужные углы, нуждающиеся, по его мнению, в том, чтобы их пометить. Останавливается строго тогда, когда считает нужным. И домой мы возвращаемся только когда пес нагулялся и принял решение отдохнуть.
Вымыв ему лапы и покормив, тоже умываюсь и завтракаю. В оставшееся перед обещанным эфиром время убираю пилочкой потрескавшийся гель-лак с ногтей. Делаю маникюр, как умею. Приходится остричь ногти под корень и руки теперь напоминают детские, но все равно выглядит аккуратнее, чем было.
Усмехаюсь, ловя себя на глупом желании казаться другим прежней. Это бессмысленно и невозможно. Я теперь другая. Но не уверена, что знаю, какая именно
Собственная жизнь кажется мне сейчас странной и непонятной. Даже в мыслях и желаниях разобраться сложно. В назначенное время устраиваюсь на диване с кружкой растворимого кофе. Смотрю в экран невидящим взглядом, чувствуя опустошенность и слабость, разливающуюся по телу.
Никогда раньше не ощущала себя неуверенно и уязвимо перед кем бы то ни было, имея в запасе вагон высокомерия и самомнение высотой с сопку Холодильник. Где всё это теперь, не ясно.
Подключаюсь к эфиру. Здороваюсь и смотрю на то, как быстро меняется цифра присутствующих на нем подписчиков, которых привлек мой вчерашний анонс.
— Всем привет ещё раз, — снова здороваюсь я с теми, кто пришел только что. — Остальных ждать не буду. Захотят — в записи посмотрят.
В окошке сообщений уже мелькают слова ответных приветствий, пожеланий доброго утра и новых вопросов.
«Мила, куда ты пропала?»
— Я не планировала пропадать, — усмехаюсь, но усмешка получается нервной. — Просто была занята. В моей жизни многое произошло за тот период, что я не общалась с вами. И эти события заставили немного пересмотреть приоритеты.
«Выглядишь странно», «У тебя точно все в порядке?», «Какие теперь приоритеты?», «Егор говорил правду о том, что у тебя проблемы с деньгами?»
Поджимаю под себя ноги и обнимаю колени, чувствуя перед теми, кто смотрит эфир непривычную уязвимость:
— Я бы не назвала это проблемами. Но я действительно переехала из элитного жилого комплекса в квартиру попроще и продала машину. Ищу работу. Но всё это — интересный опыт. Не знаю, к чему приведут меня эти перемены, но верю, что поступаю правильно.
Стараюсь сама верить в то, что говорю, зная, что люди чувствуют фальшь. И всё же есть темы, на которые я говорить не намерена. Это путешествие на остров, о котором я успела вскользь рассказать после возвращения, и мои отношения с Нестеровым. Вообще все вопросы, касающиеся мужчин, стараюсь умело обходить.
«Это что, собака?», «Красивая у неё расцветка, это редкая, палевая» «Ты завела амстаффа?»
Мак, сунувший любопытный серо-черный нос в камеру, тоже получает свою долю внимания и я с удовольствием рассказываю о том, как волей случая стала его временной хозяйкой.
Дальше вопросы сыплются как манная крупа из разорвавшегося полиэтиленового пакета. На одни я отвечаю охотно, другие заставляют замяться, о третьих даже думать не хочется. Пару раз даже еле-сдерживаю подступающие к глазам слезы, проявив несвойственную себе раньше искренность.
На прямой эфир трачу почти час и заканчиваю тогда, когда в горле пересыхает, а кофе в кружке уже не только остыл, но и закончился.
Выдыхаю устало, понимая, что такую аудиторию я ещё не собирала. Больше шестисот человек посмотрели эфир вместе со мной, а кто-то посмотрит позже. Телефон до сих пор пищит уведомлениями, которые приходят в личные сообщения с вопросами, советами, комментариями.
Чувствую себя апельсином, из которого выжали сок, и до сих пор не уверена в том, правильно ли поступила, рассказав окружающим о кардинальных переменах в моей жизни. Но один плюс у этого отчаянного поступка все-таки есть — проговорив ситуацию вслух, я словно разложила обстоятельства произошедшего по полочкам и теперь всё видится мне гораздо ясней и прозрачнее.
В голове словно рассеялся туман и теперь я вижу, что на полочке «совесть» что-то появилось, хотя раньше не было, как и на полочке «любовь» (буквы этого слова написаны черным графитовым карандашом, которым Нестеров рисует свои рисунки).
На полочках «работа» и «стабильность» пусто, а по полочке «уютный дом» бежит таракан. Полочку с надписью «семья» по-прежнему занимает рамка с детским фото, где мы с Тошей на длинном пляже Шаморы, смеясь, брызгаем друг в друга морской водой в жаркий летний день.