Совершенство
Шрифт:
Вопреки плохой погоде, несколько солнечных лучей падают прямо на набережную, а капельки тумана кружат внутри каждого из них, будто танцуют под неслышную никому музыку. Владельца Лэнда я замечаю мгновением позже в одном из таких лучей.
Из пестрой толпы туристов с разноцветными зонтиками его выделяют широкие плечи, темный деловой костюм и белая рубашка с закатанными рукавами. Пиджак перекинут через согнутый локоть точно так же, как и тогда, когда в день нашего знакомства мы с Марком расстались на этом самом месте. В другой его руке сложенный зонт-трость.
Марк не видит меня, задумчиво глядя вдаль на воды Амурского залива. Прав был мой советчик с правого плеча — хмуриться и думать Нестеров предпочитает именно здесь. Рядом с морем, темно-зеленым, как его глаза, и облаками, затянутыми туманом.
Ускоряюсь до жжения в груди, потому что мне вдруг начинает казаться, что Марк может раствориться в этом тумане в любой момент. Исчезнуть одновременно с залитой дождевой водой серой плитки набережной и из моей жизни.
А оказавшись за его спиной, неожиданно замираю, понимая, что понятия не имею, что сказать. Просить прощения? Говорить о том, как он нужен мне? Признаваться в любви?
Аромат бергамота, смешанный с ароматом дождя и моря, касается ноздрей. Вдыхаю глубоко и шумно. Настолько, что Марк оборачивается и застывает напротив меня.
Не могу понять, что в его взгляде. Горечь? Досада? Злость? Или безразличие?
— Зачем ты пришла? — спрашивает Нестеров, слегка приподнимая левую бровь
Однако, удивленным не выглядит. Словно знал, что я не смогу уехать вот так, не увидев его напоследок. Интересно, если бы я не выдержала первой, он сам нашел вы повод для нашей последней встречи?
В глубине души понимаю, что бежала сюда, надеясь, что Нестеров попросит меня остаться здесь. С ним. Тогда я отменила бы всё. С легкостью перечеркнула бы ту красивую картинку собственного будущего, что нарисовал для меня ангелочек. Отказалась бы от своей мечты ради Марка, если бы он об этом сказал.
— Чтобы попрощаться, — отвечаю я. — У меня билеты на завтрашнее утро.
Нестеров любезно разрешает:
— Прощайся.
Смотрит на меня снисходительно и выжидательно. А из моей головы вдруг вылетают все слова, которые я могла бы ему сказать, кроме трёх, самых важных, которые точно не произнесу первой.
— Ты ещё обижаешься на меня?
— А должен?
Наверное, должен. После того, как я столько раз разочаровывала его. Столько раз неосознанно делала больно. Виновато опускаю глаза, но Марк осторожно поднимает моё лицо за подбородок, заставляя посмотреть на него, а я замечаю сбитые костяшки пальцев на его правой руке и мне становится еще печальней от понимания, что это тоже из-за меня.
— Я не обижаюсь на тебя, Милана. Как можно злиться на то, что ты такая, какая есть? И именно это всегда делало тебя такой привлекательной и непохожей на остальных.
Опять прошедшее время — «делало». Марк после вчерашнего пришел к каким-то собственным умозаключениям и всё для себя решил. И он прав. Его, спасателя по природе, привлекало во мне умение создавать проблемы из воздуха. Но это же в итоге и оттолкнуло.
Вздыхаю напряженно,
— Ты каким-то образом перевернул всю мою жизнь. С того момента, как мы познакомились, я стала совсем другой. Столько лет жила, как птица в клетке, не осознавая собственной несвободы. Мне казалось, что у меня всё есть для счастья, но я ошибалась. Именно ты открыл мне глаза. Выпустил меня.
Нестеров невесело улыбается и произносит еле-слышно:
— Выпустил. Теперь ты вольна лететь на все четыре стороны. Исполнить свои мечты, найти себя, стать счастливой, и сделать всё чего ты ещё хотела.
Слова звучат правильно и благородно, но каждое из них режет душу осколками битого стекла. Это разбилась моя надежда на то, что Марк остановит, переубедит, попросит остаться или предложит поехать со мной. Существует ведь так много вариантов. Но Нестеров предлагает самый худший.
Он всё-таки выбрал за меня, хоть и говорил, что я должна сделать этот выбор сама.
Дождь усиливается, и я не знаю, слезы текут по моему лицу или дождевые капли. Или и то и другое.
— Поцелуй меня, — тихо прошу, не отрывая взгляда от лица Марка, такого же мокрого, как и моё.
— Нет уж, — он вдруг усмехается, так обезоруживающе и опьяняюще, что я задерживаю дыхание. — Ты ведь улетаешь. Значит тебе и целовать меня на прощание.
А разве есть разница? Кладу руки на широкую грудь, обтянутую мокрой рубашкой. Встаю на носочки, чтобы дотянуться до его губ. Марк наклоняет голову ко мне, и я не могу понять, кто из нас кого целует.
Свободной ладонью Нестеров крепко прижимает меня к себе за поясницу. Весь мир в этот момент замирает и всё вокруг становится незначительным. Кроме нас двоих.
Дождь уже льет, как из ведра и Марк все же раскрывает над нами зонт. Капли барабанят по натянутому куполу из нейлона, пока мы оба, прикрыв веки, растворяемся в этом поцелуе. Таком пылающе-нежном, пьянящем и горько-сладком, как трюфели с алкогольной начинкой.
Моя грудь плотно соприкасается с грудью Марка, и я, кажется, чувствую, как его сердце бьется внутри грудной клетки. Дышу тяжело и часто, сминая пальцами влажную ткань белой рубашки и зарываясь в густые темные волосы. Не хочу отпускать. Не хочу улетать. Но разве у меня есть выбор? Особенно, когда Нестеров сам сказал мне улетать?
И, словно этого было мало, он первым открывает глаза и отстраняется.
— Лети, — повторяет Марк глухо и хрипло. — Водитель сейчас отвезет тебя домой, а завтра приедет с утра, чтобы доставить в аэропорт.
Киваю, не в силах произнести больше ни слова, пока он под зонтом провожает меня к Лэнду.
Но прежде, чем открыть для меня заднюю пассажирскую дверцу, Марк снова прижимает меня к себе на прощание, и я прикрываю веки от удовольствия, чтобы запечатлеть в памяти это ощущение, потому что даже сейчас понимаю, как сильно мне будет его не хватать.