Совесть короля
Шрифт:
— Ну почему Господь не послал мне его раньше! — повторил слова собеседника Грэшем. — Сэр Сесил, если обнародование писем способно иметь столь далекоидущие последствия, то зачем противиться этому? Ведь вы сами только что вознесли хвалу наследнику. Отчего бы нам и впрямь не обрести в его лице короля Генриха Девятого? Почему бы ему не сменить отца на троне?
— Потому что нельзя допустить, чтобы народ узнал, каким образом можно сместить короля и заменить его другим. Неужели вам не понятно? Парламент, пуритане, вся страна… как только они получат право выбирать себе монарха, то уже никогда не выпустят это право из своих рук.
— Неужели все так плохо? —
— Трудно представить что-либо ужаснее! — прошипел Сесил. — Политика не должна принимать в расчет отдельных людей. Она должна зиждиться на определенных принципах. Стоит только позволить подданным избавиться от ненавистного монарха под тем предлогом, что наследник лучше его… и что дальше? А если наследник окажется таким же отвратительным, как отец? Вдруг он начнет притеснять и оскорблять благородные семейства, и те начнут выдвигать собственных претендентов? Сначала лучшего из имеющихся, самого многообещающего, и так до бесконечности, снова и снова. Это путь к безумию. И наш долг не допустить, чтобы подобное произошло.
— То есть, по вашему мнению, эти письма способны привести к смещению короля с трона?
— Думаю, что короля с трона способен сместить другой король, особенно если первый — чувственный идиот, чей инстинкт самосохранения улетучивается с каждым днем. Король Яков ленив и самоуверен. А это, скажу я вам, опасная смесь. Письма способны стать последней каплей, они уложат его в могилу, которую он сам для себя вырыл. Страшно подумать, что за этим может последовать. Если бы Господь отпустил мне больше дней, я наверняка бы сумел наставить Якова на путь истинный, возможно даже, обеспечил бы благоприятный исход событий. Теперь же вместо меня работу должны сделать другие.
— А какую роль играет во всем этом сэр Эдвард Кок?
— Ему было доложено о пропаже писем, доложено сэром Томасом Овербери. Подозреваю, что Овербери видит в нем влиятельную фигуру, способную к решительным действиям: как-никак Кок юрист и потому наверняка обожает интриги. Впрочем, не упустит он и личной выгоды и потому не может не понимать, что обнаружение писем и их последующее уничтожение ему только на руку. Ведь это укрепит его авторитет в глазах короля. Как бы там ни было, Овербери будет действовать на пару с Коком, лишь бы только найти письма. Странная парочка, скажу я вам, но в крайних ситуациях бывало и не такое.
Сэр Томас Овербери, темный ангел Роберта Карра. Они были неразлучны. Умный, жестокий, решительный и высокомерный… В Овербери многие видели кукловода Карра — именно он дергал королевского фаворита за ниточки, служил ему своего рода заемным умом, которого Карр был начисто лишен. Если какие-то постыдные письма и существовали, Овербери наверняка понимал их серьезное значение, равно как и то, чем чревата их пропажа.
— Однако письма — еще не все. Насколько мне известно, вы, сэр Генри, заядлый театрал…
— Да, бывая в Лондоне, я стараюсь не пропустить ни одного спектакля.
— Недавно из театра «Глобус» пропали две рукописи. Обе — пьесы, обе вышли из-под пера человека, известного как Шекспир. Надеюсь, данное имя вам известно?
Вопрос Сесила прозвучал скорее как утверждение. В комнате повисла гнетущая тишина. Грэшем заговорил первым:
— Да, я знаю его, хотя поначалу этот человек был мне известен под другим именем. Уильям Холл, если мне не изменяет память. По крайней мере так он себя называл, когда разъезжал по государственным делам, чтобы тем самым заработать свои тридцать сребреников.
— О, вы преувеличиваете роль Холла в падении вашего друга Рейли. Как, впрочем, и сам Рейли.
— Сомневаюсь, — ответил Грэшем. — Однако я верю, что мастер Уильям Холл — чья актерская труппа, насколько мне помнится, вскоре после того как сэр Уолтер Рейли был осужден и заключен в тюрьму, неожиданно получила звание королевской и была облагодетельствована при дворе — оставил свое шпионское ремесло и превратился в Уильяма Шекспира. Актер, поэт, драматург, никак не меньше. С тех пор как сэр Рейли угодил за решетку по ложному обвинению, его карьера резко пошла вверх. Что ж, за Шекспира можно только порадоваться. Но какую же награду для него вы выбрали? Возвели это скопище бездарностей в ранг актеров королевской театральной труппы?.. Ах да, как же я забыл о его пьесах! Надо отдать ему должное. К сожалению, они и впрямь хороши. Более того, они гораздо лучше тех, что пишут другие авторы. И это тем более удивительно для тех из нас, кто знавал Шекспира в дни, когда он был занят делами совершенно иного свойства.
— Вам известно, какая цена назначена за эти рукописи и как их охраняют?
Театральные труппы испытывали постоянную необходимость в новых пьесах. За сезон ставилось шестнадцать-семнадцать спектаклей. И та труппа, которой посчастливилось обзавестись материалом, приносящим хорошие сборы, хранила рукопись как зеницу ока — куда строже, чем отец оберегает девственность дочери. Впрочем, это не мешало конкурентам либо засылать в ряды зрителей стенографистов, которые во время спектакля записывали реплики актеров, либо подкупать ведущих исполнителей, которые надиктовывали тексты своих ролей и те реплики других действующих лиц, что засели у них в голове. Потерять рукопись означало отдать пьесу в руки конкурентов. Помимо соображений коммерческой тайны, расходы на переписывание всего манускрипта были столь велики, что пьеса подчас существовала самое большее в трех экземплярах. Актеры получали свои реплики на отдельных листах бумаги. Слова полагалось заучить наизусть, после чего листы по счету сдавались назад, словно то была не бумага, а золото высшей пробы.
— Если рукопись украдена, это создаст трудности для актеров, — задумчиво произнес Грэшем. — Однако я не вижу, в чем тут угроза жизни короля.
— Возникла угроза жизни сторожа, который был убит ради того, чтобы грабители заполучили рукопись, — прохрипел Сесил. — Исполнители не какие-то там безвестные актеришки, а королевская труппа. И убийство сторожа — это оскорбление, нанесенное самому королю. По крайней мере, так было заявлено, когда к нему обратились за помощью. Однако сведения, которыми мы располагаем, дают основания думать, что и письма, и рукописи похитил один и тот же человек. Мы склонны полагать, что это некий кембриджский книготорговец. Кстати, это еще одна из причин, которая заставила меня обратиться за помощью именно к вам — человеку, отлично знающему город и его жителей. Найдите того, кто похитил рукопись, и тем самым вы отыщете укравшего письма.
— Но какова моя роль в этом расследовании? — Грэшем отчаянно пытался мысленно разложить по полочкам только что услышанное.
— Сэр Эдвард Кок — юрист, но отнюдь не соглядатай и не дипломат. Кто бы ни украл письма, мы обязаны найти этого человека, чтобы затем либо убить его, либо заплатить выкуп. Кок готов убить, но может сделать это лишь посредством закона. Ему недостает искусства закулисных игр. Впрочем, вряд ли он знает, как надо поступить сразу после поимки вора. Вам же, сэр Генри, умений подобного рода не занимать. И разумеется, вы знаете Кембридж как свои пять пальцев.