Совесть короля
Шрифт:
— Те, что думают, будто Бог на их стороне, частенько забывают о том, что сами они отнюдь не боги.
— И еще один слух, связанный с театром…
— Какой же? — поинтересовался Грэшем.
— Поговаривают, будто нашлась одна пьеса Марло, которую давно считали потерянной. «Падение Люцифера». Похоже, ставить ее просто опасно, поскольку там столько всяких ересей, что от нее может пошатнуться королевский трон. Ее никто не видел, но о ней все говорят.
При упоминании пьесы Марло на лице Грэшема появилось странное выражение. Джейн тем временем продолжала:
— Если эта потерянная пьеса столь опасна, если она способна поднять
— То есть ты считаешь, что на самом деле Сесил желает, чтобы я отыскал эту потерянную пьесу? И скрывает от меня смысл ее содержания? Что ж, любопытно, очень даже любопытно, хотя вряд ли возможно. Если те, кто ради кражи рукописи пошел на убийство, сделали это по распоряжению Сесила, то его вряд ли устроит, поймай я воров. Не вижу никакой связи между письмами и двумя украденными рукописями, не говоря уже о пьесе, написанной давным-давно умершим человеком, которую никто в глаза не видел.
В этот момент молодой лакей, проходя мимо двери, ущипнул за мягкое место горничную, нагруженную постельным бельем. Однако стоило парочке понять, что за дверью находятся сам хозяин с хозяйкой, как возмущенный, хотя и с довольными нотками визг мгновенно стих.
— Что нам известно о Шекспире? — спросил Грэшем. — Какие о нем ходят слухи?
— Похоже, толком никто ничего не знает. В Лондоне он держится скромно. Болтают, будто этот Шекспир родом из Стратфорда, где, кстати, теперь проводит почти все свое время. Ему там якобы принадлежит полгорода. Обычно о нем говорят как о торговце зерном, а что касается пьес, то про них почти никто ничего не слышал. Якобы он давно уже бросил писать и хотел бы продать свою долю в театре.
— Что ж, — произнес Грэшем. — Думаю, стоят возобновить с ним знакомство, причем в большей степени с тем, кем он стал, нежели с тем, кем был. Через четыре дня у меня в Лондоне назначена встреча с сэром Эдвардом Коком. Такое чувство, будто я приду на нее, зная ничуть не больше, чем тогда, когда я вышел от Сесила.
— Лично я держался бы подальше от этого Кока, — буркнул Манион.
— Сэра Эдварда Кока, — поправил его Грэшем. От него не укрылось, что Манион мгновенно проникся к лорду неприязнью.
— Какая разница, — возразил слуга. — Что-то мне не нравится вся эта затея. Ей-богу, сэр, у меня нюх на такие вещи.
— Скажи спасибо, что твой нос не способен унюхать, как воняет у тебя изо рта, старина, — пошутил Грэшем. — Что касается самого Кока, то я не считаю его своим другом.
— Так-то оно так, но раньше вам не приходилось бороться с ним. По крайней мере, в открытую. Готов отдать голову на отсечение, что этот ваш Кок — проходимец, каких свет не видывал.
Грэшем открыл рот, чтобы возразить, но передумал и повернулся к Джейн.
— Будь осторожен, — серьезно произнесла та, прежде чем сэр Генри успел что-то сказать. Да и к чему слова? Генри Грэшем был способен на что угодно, кроме осторожности. — У тебя есть слабинка. Не забывай, что именно Кок устроил Рейли показательное судилище. Сначала он твердит о законности правосудия, а затем, когда король требует, чтобы преступника осудили, забывает о том, что такое закон. Такого начинаешь ненавидеть, еще не будучи с ним знакомым. А ненависть, как известно, ослепляет.
— О Коке мы знаем больше, чем о Шекспире, — ответил Грэшем и, опустив голову, вновь принялся расхаживать по комнате, не замечая присутствия остальных.
— Лучший юрист, — заметила Джейн, — и вместе с тем…
— Продолжай, — попросил Грэшем.
— Многие утверждают, что он наживается на своей репутации и порой выносит возмутительные вердикты, которые, правда, никто не решается опротестовать, потому что люди боятся его. Никакой другой законник не пожелает с ним связываться.
— А что ты знаешь о столкновении Кока с Бэконом? — спросил Грэшем. Сэр Фрэнсис Бэкон был известен ему в первую очередь как ученый, а не как политический противник. Впрочем, было немало и тех, кто ненавидел Бэкона всеми фибрами души. Грэшем же всегда видел в нем интересного и талантливого человека. Фигурально выражаясь, у Бэкона были мозги размером с испанский галеон, однако куда более быстрые и маневренные. А вот моральные принципы были ему чужды, за исключением собственных корыстных интересов. Правда, сэр Фрэнсис не раз рассказывал Грэшему о своих прегрешениях, причем с таким остроумием и откровенностью, что даже самые тяжкие его проступки представлялись простительными слабостями.
— Ты знаешь об этом лучше, чем я, — сказала Джейн. Бэкон был мужеложцем, хотя и состоял в браке, который принес ему состояние, но не подарил любви.
— Я знаю, что у них с Коком настоящая война по поводу того, кому из них двоих быть следующим генеральным прокурором. На первый взгляд чаша весов склоняется в пользу Кока. У того репутация истинного бога от правосудия. Кроме того, он время от времени по поручению Якова проворачивал за короля дела в суде. Так что Бэкон для него враг номер один.
Джейн открыла было рот, чтобы ответить, однако заметила, что Манион с неподдельным интересом смотрит в окно. Эллис — красивая светловолосая девушка, молодая служанка, незадолго до этого принятая на работу в Купеческий дом. Ее отправили помогать на кухне, и вот теперь она находилась в огороде, откуда ей было велено принести для повара петрушки и укропа. Интересно, догадывается ли девушка, как соблазнительно покачиваются ее бедра, когда она идет вдоль грядок с корзиной в руках? Или это все проявление наивности?
— Неужели мне нужно предостеречь тебя в очередной раз? — Голос Джейн прозвучал негромко и слегка угрожающе. Грэшем тотчас замер на месте: ему открывались тайные отношения двоих из четырех самых важных в его жизни людей. — Эта девушка на моем попечении. Я говорила с ее матерью и дала слово, что буду хранить честь Эллис как зеницу ока. Не смей даже думать о ней, не говоря о том, чтобы лапать.
Манион посмотрел ей в глаза.
— Она слишком простодушна, — ответила Джейн, — хотя на первый взгляд этого не скажешь. Так что вполне простительно, что ты принял ее за обычную девушку. А еще Господь наградил Эллис красотой. Мать бедняжки была в отчаянии. Никто не желал принимать ее в услужение, однако все как один мужчины норовили затащить девушку к себе в постель. Я пообещала помочь ей. И если найдется тот, кто полюбит Эллис за красоту, но закроет глаза на ее простодушие, то так тому и быть. Таков будет их собственный выбор, даже если ей придется по нраву обычный конюх. Но я не позволю, чтобы кто-то сильный, но безответственный воспользовался ситуацией, тем более, когда я пообещала ее матери взять бедняжку под свое крыло.