Совесть короля
Шрифт:
Грэшем положил письма.
— Могу ли я обратиться к вам с предложением, ваше величество? — Яков ничего не ответил. — Некоторое время назад епископ епархии Или спросил меня, нельзя ли ему забрать эти письма себе. При условии, если они будут найдены.
Услышав его слова, Яков резко вскинул голову.
— Эти письма опасны. Я полагаю, епископ попросил об этом лишь для того, чтобы уничтожить их. Потому что если такой человек, как он, скажет, что письма сожжены, так оно и будет. А вот такому человеку, как я, доверия нет. Бумаги таят в себе угрозу, ваше величество. — В голосе Грэшема звучала едва ли не мольба. — Поскольку именно
Яков по-прежнему даже не прикоснулся к письмам. Он посмотрел на Грэшема, затем на Эндрюса и кивнул. Никаких слов — один только короткий кивок.
Епископ почтительно склонил голову и взял письма. Он не стал даже рассматривать почерк, а лишь медленно подошел к камину и протянул руку к огню. Бумага вспыхнула. Эндрюс дождался, когда она почти вся почернела, и лишь тогда бросил ее догорать в камин. Теперь он был спокоен: ни клочка не вылетит через трубу на кембриджскую улицу.
— Ну вот, их больше нет, — произнес епископ. — Господи, благодарю тебя.
— Ваше величество, вы также поручили мне второе задание, — обратился к королю Грэшем.
Возникла пауза.
— У меня есть основания полагать, что ваш сын скончался от естественных причин.
При этих его словах Яков удивленно приоткрыл рот, потом поспешно поднес к губам золотой кубок, который осушил до дна. Манион тотчас подошел к столу и, не проронив ни слова, вновь наполнил сосуд до краев.
— Вот бумаги, подписанные ведущими докторами Лондона. — С этими словами Грэшем извлек из кармана новые листы. — Каждый составил свое заключение по поводу болезни принца Генри. Одно из них принадлежит ученику Саймона Формана. Никто из врачей не был столь сведущ в ядах, как Форман, который, к сожалению, недавно отошел в мир иной. Его ученик полагает, что ни один из симптомов не свидетельствует в пользу отравления. Лихорадка, от которой скончался ваш сын, известна врачам. Более того, события в жизни принца Генри, предшествовавшие его трагической кончине, исключали для отравителя любую возможность сделать свое черное дело. Я не вижу никого, кто осмелился бы на такое злодеяние, ибо какую выгоду извлек бы для себя этот человек, тем более, если сопоставить ее с тем риском, какому он себя подвергал? Я убежден, что ни одна живая душа не повинна в безвременной кончине вашего сына. Позволю себе сказать, что это сам Господь призвал его к себе.
— Благодарю вас, барон Грэнвилл, — ответил Яков. — Вы разрешили для меня еще одну загадку. А мудрые мужи, собравшиеся сегодня здесь, — король жестом указал на Кока, Бэкона и Эндрюса, — согласны ли они с вами?
Бэкон вопросительно посмотрел на остальных и уже открыл было рот, однако Кок заговорил первым:
— Я не согласен с Грэшемом буквально во всем.
Яков удивленно изогнул бровь. Бэкон вздрогнул, Эндрюс оставался бесстрастен.
— Кроме этого его мнения, ваше величество.
У остальных присутствующих вырвался едва слышный вздох облегчения.
— Третье поручение, данное вашим величеством, мне еще предстоит выполнить, — продолжил Грэшем. — Я имею в виду театральные пьесы. Марло до сих пор разгуливает на свободе. Шекспир ушел в подполье и боится поднять голову. Но я их найду. Обоих. А значит, найду и другие бумаги, написанные вашей рукой. Как и письма, они тоже будут уничтожены, даю вам мое слово.
— Скажите, а почему вы настаивали на том, чтобы эти трое достойных людей присутствовали при нашей сегодняшней встрече? — спросил король, глядя на горстку пепла, оставшуюся от его посланий к возлюбленному. Затем Яков встал, подошел к огню, взял кочергу и разворошил золу. Подхваченный тягой пепел мгновенно устремился вверх, в трубу.
Поскольку король поднялся с места, его примеру последовали и остальные. Трое почтенных мужей застыли рядом со столом, словно нашкодившие школьники перед грозным учителем с розгой.
— Я получил немало негодных советов, ваше величество, касательно данных мне поручений, — произнес Грэшем и встал рядом с остальными лицом к королю. Тот стоял спиной к камину — жутковатый красный силуэт на фоне пляшущих языков пламени. — Да что там, сколько интриг плелось вокруг меня, сколько лжи, сколько желания добиться для себя выгоды!
Ни Кок, ни Бэкон даже не шелохнулись при этих его словах.
— Для меня, да и для вашего величества тоже лучше, чтобы любое суждение, какое я смею озвучить перед вами, делалось если не публично, то хотя бы в присутствии тех, кто пользуется вашим доверием. Дабы устранить любое недопонимание.
Грэшем сделал паузу, чтобы присутствующие осознали весь смысл сказанного.
— Поручение найти письма я получил от сэра Эдварда. Вот почему я отчитываюсь за результат моих поисков перед ним. Что касается пьес, то просьба исходила от епископа Эндрюса и сэра Фрэнсиса. Очевидно, в скором времени я смогу дать ответ и им. Если мне это будет позволено — надеюсь, мне простят этот маленький каприз, — то можно смело утверждать: тем самым мы устраним любой возможный обман и любую интригу.
— Ха! — воскликнул король. — В Шотландии это прошло бы. Вы мыслите как настоящий шотландец. Может, вы примете от меня шотландское пэрство? Конечно, при условии, что переедете туда и станете вместо меня, но от моего имени бороться с тамошними кознями и злоупотреблениями.
— Ваше величество, — ответил Грэшем, — позвольте мне для начала разобраться с кознями и интригами здесь, у себя в Англии.
— Вы просите моего позволения взяться за распутывание клубка интриг, участники которых находятся здесь, — произнес король.
Возле камина стоял небольшой табурет — по всей видимости, его просто оставили без внимания, когда в спешном порядке комнату готовили к визиту высокого гостя. Яков пододвинул табурет к себе и сел. Половина его лица была ярко освещена пламенем камина, другая половина оставалась в тени. Своего рода символ самого себя, подумалось Грэшему.
Король жестом велел им сесть. Сэр Генри остался стоять.
— Когда сэр Эдвард, как вы выразились, давал вам «поручения», в одной комнате с вами присутствовал еще один человек. Сэр Томас Овербери. Вы почему-то не сочли нужным пригласить его сегодня к себе.
— Ваше величество, — сказал Грэшем, — таких судей, как сегодня, вы редко увидите вместе. — С этими словами он указал на Эндрюса, Бэкона и Кока. — Святой, грешник и знаток законов. И разумеется, моя скромная персона.
— Ну-ну, — усмехнулся король и сделал знак. В следующее мгновение его рука уже держала золотой кубок с вином. Манион давно ждал сигнала и единственный его понял. — «Моя скромная персона» — это явно не про вас. Святой, грешник, знаток законов и — какое слово вы лично сами предпочли бы, барон Грэнвилл?