Советия
Шрифт:
Глава 9. Политическое и экономическое устройство Советии
Прежде чем рассматривать вопрос о том, как построить единую страну единого советского народа, необходимо попытаться представить себе хотя бы в общих чертах что же собственно мы хотим построить. Каким должно быть ее политическое устройство, какой должна быть экономика этой новой страны, какой должна быть ее внешняя политика, и насколько глубоким должно быть влияние идеологии на эти сферы.
9.1. Политическое устройство "Советии"
9.1.1. Почему мы не можем слепо копировать существующие решения?
В первую очередь мы должны ответить на вопрос, какими должны быть экономическое и политическое устройство этой новой советской страны. Традиционная советская система обладала рядом серьезных недостатков, приведших к гибели СССР. Но слепое копирование западной экономической системы, как уже стало ясно, для нас не подходит
Для меня представляется очевидным, что если мы хотим избежать геноцида советского народа, востребовать знания и таланты наших ученых и инженеров, сохранить свою уникальную эгалитарную гуманистическую культуру, и сыграть свою активную, только нам принадлежащую роль в истории земной цивилизации, то для нашей страны есть только одна дорога - не полагаться полностью на "мудрость" "невидимой руки рынка", а осознанно и целенаправленно идти по пути форсированного научно-технического прогресса, используя для этого любые экономические инструменты любое сочетание рынка, плана или чего-нибудь еще, если только это сочетание сможет реально работать в наших конкретных условиях и приближать нас к нашей общей цели - процветанию всего общества посредством технического прогресса (а не к набиванию карманов отдельных индивидуумов за счет обнищания всего народа). Я конечно не специалист в области экономики и могу ошибаться, но мне кажется, что когда нам удастся создать новую энергетическую базу (например, термоядерную), которая изменит правила экономической игры на мировом рынке, тогда мы сможем шире использовать методы свободной рыночной экономики, но до тех пор принятие абсолютно свободного и ничем не ограниченного рынка означает для нас самоубийство. (тем более, что такого абсолютно свободного рынка нет ни в одной развитой капиталистической стране Запада государства вмешиваются в рыночный процесс повсюду).
Но здесь мы упираемся в новые проблемы. Вводя ограничения на нынешнюю свободу во имя свободы в будущем, мы усиливаем власть бюрократов, призванных проводить в жизнь эти ограничения. История СССР показывает, как неохотно бюрократы расстаются со своей властью, как не желают они снимать ограничения даже тогда, когда необходимость в этих ограничениях давно отпала. Для решения подобных проблем нам придется изобретать новые социальные механизмы, поскольку мы не всегда сможем напрямую заимствовать подобные механизмы с Запада. Одна из причин невозможности прямого заимствования состоит в том, что (по крайней мере, на первом этапе) этим механизмам придется действовать в условиях большего количества ограничений, чем на Западе, поскольку общество наше менее богато, и, соответственно, может позволить себе меньше свобод, чем западное. Другая причина состоит в том, что западные социальные механизмы неявно подразумевают наработанные за много веков традиции правового государства, религиозную мораль и прочие факторы, отсутствующие в нашей стране в силу особенностей ее истории.
Нам нужны нестандартные решения. Например, выдвигаю следующее предложение (исключительно в дискуссионном порядке, чтобы "расшевелить" стереотипы мышления, а не в качестве чего-то окончательного):
9.1.2. А не завести ли нам двухпартийную коммунистическую систему?
На первый взгляд сочетание слов "двухпартийная коммунистическая система" кажется внутренне противоречивым. Исторически так сложилось, что коммунистическую идеологию во всех странах, объявивших, то они строят коммунизм, представляла только одна, правящая, партия, не терпевшая конкурентов. Причина такого положения вещей состоит в том, что коммунизм, как мы видели выше, зародился как идеология индустриализации стран, отстававших в своем промышленном развитии от Запада. Страны эти отставали не только в промышленном, но и в политическом развитии, т.е. в большинстве из них существовали укоренившиеся монархические, деспотические традиции. Традиции эти держались на бедности и необразованности народа. Должно было пройти несколько десятилетий, для того чтобы уровень жизни и образованности поднялся настолько, что большинство населения стало ясно понимать преимущества демократических институтов, в частности двух партийной системы.
Гуманистическая цивилизация, основанная на непрерывном техническом прогрессе, постоянно порождает противоречия между старым и новым. Прогресс предоставляет новые возможности, новую свободу действовать. Но какова мера вновь обретенной свободы? Какие именно ограничения, налагаемые обществом на своих граждан, можно снять после очередного достижения прогресса, не навредив при этом обществу? Кто может правильно отмерить степень свободы? Всегда есть опасность того, что сторонники освобождения личности могут зайти слишком далеко, гораздо дальше, чем общество может реально себе позволить на текущий момент. Допустимую степень свободы невозможно высчитать ни на каком компьютере. Такие вещи можно определить только эмпирическим путем: немного сдвинуть существующие правила в сторону свободы, посмотреть каковы будут последствия для общества, и если возникнут серьезные проблемы, сдвинуть их чуть-чуть обратно, в сторону усиления запретов, но все равно ближе к свободе, чем было первоначально.
Собственно говоря, по такой схеме и происходило развитие Советского Союза на протяжении 70 лет его существования: на посту руководителя коммунистической партии попеременно оказывались то радикал Ленин, то консерватор Сталин, то либерал Хрущов, то консерватор Брежнев, то реформатор Андропов, то реакционер Черненко. Последний либерал, Горбачев, так круто заложил в сторону свобод, что корабль государства опрокинулся и пошел ко дну. И не нашлось никого, кто смог бы остановить сдуревшего капитана.
Катастрофа, произошедшая с СССР, наглядно показала, что такой метод нахождения оптимального соотношения между свободой и ограничениями, когда глава единственной правящей партии периодически разворачивает линию партии на 180 градусов, и требует при этом, чтобы вся страна шла за ним, больше не годится. Такие крупные шараханья из стороны в сторону являются свидетельством того, что система плохо регулируема. Нам необходима система "точной настройки", которая позволяла бы увеличивать степень допустимой свободы в обществе небольшими порциями, непрерывно и постоянно, практически ежедневно, по мере роста технических возможностей, а не дожидаясь смены руководства единственной правящей партии. Нам необходимо иметь две политические силы, одна из которых представляла бы консерваторов, а другая реформаторов, непрерывно и каждодневно борющиеся между собой за продвижение своих законопроектов и голоса избирателей. Степень свободы, допустимая в обществе в каждый конкретный момент должна устанавливаться в результате достижения динамического равновесия между консерваторами и реформаторами. Если реформаторы зайдут слишком далеко в своих реформах, народ их поправит, пока они еще не "наломали дров", проголосовав за консерваторов, а если консерваторы не будут давать народу воспользоваться теми свободами, условия для которых уже созрели, голоса избирателей уйдут к реформаторам. Таким образом, это должно быть именно динамическое, а не статическое равновесие, поскольку по мере технического прогресса оно все равно неуклонно будет двигаться в сторону свободы. Но движение это будет не скачкообразным, а равномерным, без эксцессов и социальных потрясений.
Но эти две партии должны быть именно партиями, представляющими интересы старого и нового, а не интересы антагонистических социальных классов. Они не должны спорить между собой, о том, нужно ли нам строить коммунизм или не нужно (нет ничего хуже, когда общество вообще не знает в какую сторону оно идет), они должны лишь спорить о том, как его лучше строить. Партия консерваторов будет представлять интересы тех общественных групп, которые сложились при более низком уровне развития техники, когда общество еще нуждалось в большем количестве моральных и правовых ограничений. В силу этого они окажутся хранителями остатков "коммунистической религии" и сторонниками социально-психологических решений возникающих социальных проблем. Они будут охранять население от негативных последствий научнотехнического прогресса, и осуществлять социально-психологические решения тех проблем, которые при текущем уровне развития технологии пока еще не могут быть решены чисто техническими способами. На роль такой консервативной партии вполне годятся традиционные коммунистические партии. Они не требуют дополнительных описаний - все их и так знают.
Что же касается партии реформаторов-прогрессистов, если угодно, партии технокоммунизма, то ее надо строить с нуля. Это должна быть партия, выражающая интересы новой исторической силы советских инженеров и ученых, тех, чьи таланты и знания недостаточно полно были востребованы в Советском Союзе, и оказались вовсе не нужны после его развала. Это должна быть партия, которая будет искать технические решения встающих перед обществом проблем, пробивать финансирование крупных технических проектов, обеспечивать сохранение и развитие системы научнотехнического образования.