Советская Британия
Шрифт:
Кроме того, Малышев понимал то, до чего Носенко еще не дошел. Например, не всем ясно, что у нас слабая судоремонтная база. С ходу эту проблему не решить. Нарком тяжелой промышленности планировал при первой же возможности ввернуть вопрос судоремонта морякам, когда они придут жаловаться на задержки с плановым ремонтом кораблей. Дескать, надо было раньше мощности заказывать, а не когда жареный петух закукарекал. Под этим соусом можно будет пересмотреть планы, перераспределить ресурсы и выделить средства на ремонтные корпуса и доки.
Тем временем Кузнецов, Галлер и Трибуц докладывали о состоянии немецкого флота и степени его готовности
Мало кораблей, мало подводных лодок для блокирования вражеских баз. Даже мин и то мало, для операции не хватит, придется делиться нашими запасами. Кроме того, сильное течение в проливе не способствует устойчивости заграждений. А сорванные с минрепов мины отнесет к району плацдармов. Это повысит риск для транспортов, и без того недопустимый даже по нормам военного времени.
Иногда во время доклада Малышеву казалось, что моряки намеренно сгущают краски, выставляют предстоящую операцию как принципиально невозможную. Зачем? Нарком тяжелой промышленности скосил глаза в сторону Валерия Чкалова. Тот сидел с невозмутимым видом и что-то рисовал карандашом. Вячеслав Александрович удивился было такой реакции летчика, но вовремя понял, что тот в курсе дела и владеет ситуацией не хуже моряков. Значит, мрачный тон выступления для Чкалова не является неожиданностью.
Заместитель главкома авиации пару раз вставлял в доклад свои короткие реплики, подкреплявшие выкладки Кузнецова и Галлера. По всему выходило, они полагают десант возможным, риск в пределах допустимого, а предполагаемые потери небольшой ценой за победу над Британией. Видимо, моряки сгущали краски только для того, чтобы произвести впечатление на присутствующих, обеспечить себе беспрепятственное снабжение и резервы, убедить Сталина в допустимости потерь, в конце концов. Так все и было. Малышев верно просчитал планы товарищей. Иосиф Сталин, впрочем, тоже не строил иллюзий относительно наркомов и прекрасно понимал, чего от него хотят моряки. Виду же между тем не подавал. Он любил такую игру.
4
К вечеру волнение утихло. Обрадованный этим подарком стихии командир подлодки распорядился увеличить ход до 14 узлов. Корабль неплохо держался на курсе, качка слабая, легкая вибрация корпуса от раскрутивших полные обороты дизелей терпима. Можно попытаться наверстать упущенное из-за шторма время и в задуманный срок выйти к рубежу прорыва в Северное море.
Заглянувший на центральный пост штурман напомнил, что, если ночью небо расчистится, неплохо бы попытаться определиться по звездам. Последний раз координаты подлодки уточнялись 50 часов назад. Корабль за это время несколько раз менял курс и скорость, шел в штормовом море. Береговых ориентиров в океане нет. Естественно, если учитывать нехорошую особенность лага давать показания как бог на душу положит и не слишком высокую точность показаний гирокомпаса, координаты на карте, обозначавшие местоположение подлодки Д-3 были весьма приблизительными.
Лейтенант Серебряков штурманом был неплохим, умел вести прокладку по счислению, грамотно определялся по солнцу и звездам. Ценный флотский кадр. Два года назад Котлов сманил Серебрякова со второго дивизиона подплава, чем и нажил себе смертельного врага в лице командира Щ-404. Операция по переводу штурмана была обставлена по всем правилам жанра, с душевными разговорами, жалобами и докладными руководству, а также презентом флотскому начальству в виде сэкономленного ящика хорошего красного вина. Дело того стоило. Анатолий Серебряков прижился в новом коллективе и освоился на подлодке. Для человека, плававшего в нечеловеческих условиях тесноты отсеков «Щуки», это было немудрено.
— Где хоть мы находимся? — недовольно пробурчал командир, наклоняясь над штурманским столиком.
— Примерно вот здесь. — Серебряков ткнул пальцем в северо-восточную часть Атлантики.
— Насколько ошибся?
— На лаг давно не смотрю. Гироскоп полетел. Видимо, обмотку мотора замкнуло. Так что, с учетом дрейфа в шторм, нас могло отнести миль на сто южнее.
— Товарищ штурман, а почему у вас приборы так сильно ошибаются? — В люке третьего отсека нарисовалась круглая, заросшая кучерявой с медным отливом шерстью физиономия помполита.
— Потому что приборы нив дыру, ни в ржавую гайку, — не поворачивая головы, огрызнулся командир БЧ-1-4.
— Политрук Махнов, не мешайте работать, — с угрозой в голосе произнес Котлов.
С тех пор как вышел приказ «Об укреплении единоначалия в Красной Армии и Военно-Морском флоте», отношение экипажа к политруку Махнову сильно изменилось. Не несший практически никакой ответственности, не имевший допусков к кораблевождению и не владевший элементарными знаниями, положенными командиру Красного флота, Эммануил Александрович быстро скатился до роли заместителя по общим вопросам. То есть по никаким вопросам.
Котлов рассеянно почесал в затылке, с такой погрешностью легко можно проскочить мимо конвоя и узнать об этом только во время утреннего сеанса связи. Будем надеяться на хорошую погоду и звездное небо и на то, что штурманский электрик разберется с железным нутром гирокомпаса и оживит эту дуру.
Командир очень рассчитывал на ночное сражение. Стыдно было бы возвращаться, не потопив даже старой калоши. Радиограмма с курсом и координатами конвоя пришла очень кстати. Люди уже стали унывать, командир такие нюансы улавливал моментально, здесь ему помполит был не нужен.
Но если ночь пройдет безрезультатно, если никого не встретим, моральное состояние экипажа упадет, как барометр перед бурей. И так в кормовых отсеках уже ходят нехорошие слухи. Непонятный приказ на срочное возвращение дал повод к брожению умов и «трюмному мифотворчеству». Этим выражением капитан-лейтенант Котлов называл всевозможные неимоверно фантастические слухи и невероятные сплетни, порой возникающие среди краснофлотцев, лишенных доступа к информации и не всегда понимающих планы командования.
Впрочем, если быть честным, командир «Красногвардейца» тоже не всегда понимал смысл распоряжений начальства. Начальство оно такое — умом не понять, аршином общим не измерить. У него особенная стать. В начальство надо просто верить.
— Разрешите, товарищ командир. — Через центральный пост протискивался кок.
Пришлось потесниться, прижаться к бортам, пропуская через отсек широкоплечего краснофлотца Машко, державшего обеими руками большую кастрюлю. При этом с левой руки кока свисали сетка с хлебом и термос. Следом за Машко прошли еще двое краснофлотцев с кастрюлями и судками. Ужин для команды, дело святое.