Советская цивилизация т.1
Шрифт:
Если составители «Русско-славянского календаря» в 2001 г. пишут о «смерти в заточении» и противостоянии патриарха с большевиками, было бы честно сообщить нынешнему поколению русских и славян, что это противостояние кончилось принципиальным примирением.
После 1923 г. начался новый, сравнительно спокойный этап взаимоотношений государства и Церкви, который прерывался вспышками антицерковных кампаний. Эти кампании, и особенно действия 1918-1922 гг., сильно подорвали позиции Советского государства в сознании значительной части народа и были в полной мере использованы в идеологической кампании противников советского строя в ходе «перестройки».
Но нам надо извлекать из истории уроки. Чтобы верно оценить и мотивы, и условия проведения антицерковной кампании, надо учесть, что к 1917-1918 г. авторитет Церкви сильно упал из-за ее слишком тесной
При обсуждении этой проблемы в Интернете, один читатель написал, в частности: «То, что произошло с духовенством после 1917 года — далеко не случайно. Над церковью довлела тень раскола — последствия он принес катастрофические. Большинство оставшихся в официальной церкви могли бы подписаться под словами келаря Новоспасского монастыря Иоакима, который сказал царю Алексею: „Аз де, государь, не вем ни старыя, ни новыя веры, но яко велят начальники, тако готов творити и слушати их во всем“. Впоследствии Иоаким стал патриархом. Протопоп Аввакум назвал современных ему епископов земскими ярыжками, ибо что им велят, то и творят. Иные крепостники секли священников на конюшне и травили их собаками. Таким образом, в официальной церкви остались в основном духовные конформисты, принявшие и упразднение патриаршества, и обер-прокуроров-иноверцев, один из которых публично материл архиереев, и министров-масонов, и хлыста — царского советника».
Выше уже приводились слова о. Сергия Булгакова о том, какой вред эта подчиненность власти нанесла духовенству в глазах крестьян во время выборов 1906 г. Но еще раньше (в 1901 г.) возник весьма острый конфликт с интеллигенцией в связи с отлучением от церкви Льва Толстого, одного из виднейших духовных наставников той эпохи. В этом деле Синод поступил как чисто политическое учреждение, нарушив даже общие церковные правила, согласно которым отлучению должно предшествовать «длительное и терпеливое увещевание» лично в Синоде, а само отлучение должно проходить по установленной процедуре в одном из соборов. В результате Толстому был направлен целый поток писем и телеграмм с выражением поддержки. На письме от киевских студентов стояло 1080 подписей. По тем временам очень много.
А когда Толстой в 1908 г. написал статью «Не могу молчать» — о казни через повешение 20 крестьян, именно церковь взяла на себя неприятную обязанность выступить с бранью. Иоанн Кронштадтский даже выступил с совсем уж ненужным посланием: «Господи, возьми с земли хульника твоего, злейшего и нераскаянного Льва Толстого». Зачем? Ведь смысл статьи был именно христианский, и в поддержку ее выступили такие люди, как А.Блок и И.Репин.
Сама Церковь остро переживала это положение, многие архиереи видели в нем истоки будущего кризиса и требовали реформ, направленных на освобождение церкви от государственной зависимости. В конце 1904 г. митрополит Петербургский Антоний (Вадковский) подал царю записку, в которой объяснял, почему церковь должна быть освобождена от несения «прямой государственной или политической миссии». Этим воспользовался С.Ю.Витте, собрав Особое совещание по церковным вопросам, которое подготовило еще более радикальную записку (главным автором ее был епископ Сергий Страгородский, ставший патриархом после Тихона). В ней было требование восстановления автономии и соборности церкви, освобождения ее от «мертвящего веяния сухого бюрократизма». Вся послепетровская система управления церковью объявлялась незаконной, приводящей церковь в состояние паралича. Именно на этой записке 1905 г. основывался в своей работе Собор 1917-1918 гг.
На идее разделения функций церкви и государства («кесарю кесарево») стояли либеральные священники-"обновленцы", влиятельные деятели церкви тяготели к социал-демократии, отвергали частную собственность. Внутренний кризис Церкви проявлялся во многих выступлениях, которые не согласовывались с общей линией и не приводили к обсуждению и разрешению явных противоречий. Епископ Сергий Страгородский благословил гапоновские союзы, епископ Антонин Грановский в петербургской газете назвал самодержавие сатанизмом. Но все это меркнет по сравнению с позицией старца Оптиной пустыни архимандрита Серапиона Машкина. Он пропагандировал социальную программу социал-демократов, но критиковал Маркса за мягкость и пассивность и потому приветствовал методы эсеров. Эффект от его проповедей был тем более велик, что он воспринимался как настоящий христианский подвижник — роздал все свое немалое состояние (200 тыс. рублей) бедным, отдавал нищим паломникам все, что имел, оставаясь без еды и в одном нижнем белье. И при этом утверждал, что в борьбе против монархии и капитализма допустимы все средства, вплоть до тайных убийств. Каково было верующим разобраться в этом кризисе?
Поэтому начиная с 1906 г. из епархий в Синод стал поступать поток донесений о массовом отходе рабочего люда от церкви. В 1906 г. один из сельских сходов направил в Государственную Думу свое решение закрыть местную церковь, так как «если бы был Бог, то он не допустил бы таких страданий, таких несправедливостей». В начале века обозначился и явный отход от официальной церкви интеллигенции. Тот поворот к религиозной философии, который происходил у части гуманитариев, во многом был связан предчувствием революционных потрясений и их неприятием. Этот пессимистический реакционный поворот основная масса интеллигенции, не говоря уж об обществе в целом, не приняла.
В письме А.П.Чехова С.П.Дягилеву от 30 декабря 1902 г. читаем: «Вы пишете, что мы говорили о серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества не собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, само по себе, а вся современная культура сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя… Теперешняя культура — это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает».
Примечательно, что многие искренние верующие из числа интеллигенции за первые десятилетия века отошли от веры. К их числу относится, например, академик И.П.Павлов. Протестуя после Гражданской войны в своем письме к В.М.Молотову против преследования церкви, он писал: «По моему глубокому убеждению, гонение нашим Правительством религии и покровительство воинствующему атеизму есть большая и вредная последствиями государственная ошибка. Я сознательный атеист-рационалист и поэтому не могу быть заподозрен в каком бы то ни было профессиональном пристрастии». А ведь И.П.Павлова нередко приводят как пример сочетания глубокой религиозности с мышлением ученого (дискуссия о религиозности или атеизме Павлова породила целую литературу).
Но главное, в начале 1918 г., в момент массовых упований на мирное развитие революционного процесса, Церковь не встала над назревающим братоубийственным конфликтом как миротворческая сила, а заняла радикальную позицию на одной стороне, причем именно на той, которая не была поддержана народом. Есенин, посетив родную деревню, пишет в 1924 г. о рассуждениях монахов (в поэме «Русь бесприютная»):
И говорят,Забыв о днях опасных:"Уж как мы их…Не в пух, а прямо в прах…Пятнадцать штук я сам зарезал красных,Да столько ж каждый,Всякий наш монах".Россия-мать!Прости меня,Прости!Но эту дикость, подлую и злую,Я на своем недлительном путиНе приголублюИ не поцелую.З.Гиппиус, ненавидевшая советскую власть, записывает в дневнике 22 декабря 1919 г.: «Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно… Отрекается, не почесавшись! Невинность ребенка или идиота». Но дело было не в отходе от религии, а в отходе от церкви. Поэтому антицерковная кампания 1922 г. не только не встретила реального массового сопротивления, но даже вызвала энтузиазм «на местах». Некому оказалось «вразумить» высшие органы государства, и в этом конфликте России была нанесена тяжелейшая травма.