Советская поэзия. Том первый
Шрифт:
Наш долг один — священен он.
Наш путь один — другого нет.
Поэт вне жизни — не поэт,
Поэт вне жизни — пустозвон.
Первая пятилетка привела в движение огромные массы народа, они перемещались главным образом из деревни, «из захолустья» в город, на рудники и в шахты, на фабрики и заводы, а молодежь особенно привлекали новостройки. Эта всеобщая «охота к перемене мест», вызванная горячим стремлением быть там, где трудно, где нужнее всего рабочие руки, не оставила безучастными и писателей, поэтов. Поездки по стране стали для них одной из форм творческого поведения,
Н. Тихонов, В. Луговской и Г. Санников вместе с прозаиками Л. Леоновым, Вс. Ивановым и П. Павленко совершают поездку в Туркмению, в результате которой появились такие заметные явления поэзии, как книги «Юрга» и «Большевикам пустыни и весны». Для Н. Тихонова «Юрга» стала этапом преодоления фантастической экзотики, нарядности и красочной пестроты в пользу реалистической точности и лаконичной бытовой детали, умения находить героическое в обыденном. В. Луговскому же поездка помогла очеловечить символику конструктивистского толка. В его стихи вошел материальный мир, люди и животные, предметы труда и быта.
Это только один пример.
На стройки и в колхозы устремились писатели всех республик. А кроме того, участились взаимные визиты, — в одиночку и целыми группами, делегациями писатели ездили из республики в республику, знакомясь с жизнью и литературой братских народов, налаживая постоянные взаимосвязи, в частности, переводческое дело, сыгравшее неоценимую роль в укреплении единства советской многонациональной литературы.
Украинские писатели, например, ездили не только в Донбасс и на Днепрострой, в колхозы и на поля Украины, но и на Магнитку и в Кузбасс, в Закавказье и Среднюю Азию, в Москву и Ленинград. С. Чиковани месяцами живет в колхозах, на предприятиях и в малодоступных горных уголках Грузии. М. Миршакар едет на строительство Вахшской ГЭС и работает там секретарем комитета комсомола и редактором газеты. М. Турсун-заде и другие таджикские поэты отправляются на строительство Ферганского канала и Большого Памирского тракта. Поэты Средней Азии — постоянные гости на строительстве Турксиба. М. Джалиль ездит к каспийским рыбакам, а его сверстник татарский поэт М. Сюндюкле работает на шахтах Донбасса, где ему помогает творчески самоопределиться русский писатель Б. Горбатов.
Важнейшим завоеванием поэзии является дальнейшее освоение интернациональной темы. Предпосылкой к этому были успехи социалистического строительства, культурная революция в стране, преодолевание национальной замкнутости, ограниченности, мешавших общекультурному развитию. Теперь поэзия проявляет пытливый интерес к жизни и культуре других наций, выходит на всесоюзную арену. Об этом можно судить даже по адресам и названиям стихотворений. Например, С. Чиковани и Г. Табидзе пишут стихи об Армении, а А. Акопян — поэму «Тифлис», стихотворение «К пятнадцатилетию Советской Грузии», М. Бажан пишет «Стихи из Узбекистана», а Уйгун — «Ветры Украины», М. Рыльский — цикл «В Азербайджане» и т. д. Но это внешняя, хотя и важная, примета.
Куда более существенно то, что изменился характер поэтического осмысления темы. Патриотизм в образном, эстетическом качестве и в семантическом значении приобретает эпитет советский. Чувство национальной обособленности уступает место чувству дружбы народов и интернационального братства трудящихся. Это и определяет нравственный и идейный облик поэта, его лирического героя.
О родина, любовь моя, владеешь сердцем ты одна!
Не только сердце — жизнь моя тебе принадлежит, страна.
Тобою жизнь окрылена, она тобой вдохновлена,-
Как птице теплое гнездо, так сердцу родина нужна.
Моя возлюбленная ты: любви нет чище и верней.
Весь мир трудящихся тебя считает родиной своей.
В тебе — величье сердца, жизнь и счастье всех твоих детей.
Что хочешь сердцу прикажи — оно твое, твое
Стихи гражданские, публицистические и «сюжетные», основанные па конкретных фактах действительности 30-х годов и посвященные дружбе народов, советской родине, занимают большое место в каждой национальной поэзии. Поистине крылатыми стали слова П. Тычины, которыми он назвал одну из своих книг, — «Чувство семьи единой». Эти слова выдающегося украинского поэта и по сей день воспринимаются как манифест, как девиз, как эпиграф к книгам и циклам стихов о советской родине, о дружбе народов, о советском патриотизме. В преддверии тяжелых испытаний, выпавших на долю нашего народа, советская поэзия немало сделала для воспитания в людях патриотических и интернациональных чувств.
Если поэзия начала 20-х годов порою грешила абстрактной революционностью, если космический пафос уводил ее от некоторых насущных проблем действительности, то в 30-е годы она была теснейшим образом привязана к жизни страны. Еще раньше комсомольские поэты А. Безыменский, А. Жаров, М. Светлов, М. Голодный, И. Уткин внесли в поэзию новые темы, сближающие ее с конкретными задачами политического и социального переустройства жизни. Н. Тихонов, как бы обозначая тематическую переориентацию в поэзии, пишет стихотворение «Поиски героя»: «То прошлого звоны, а нужен мне герой неподдельно новый». Прав С. Чиковани, который впоследствии признавался: «К нам, поэтам, на помощь пришел герой». Именно новый герой — живой, деятельный, полный энтузиазма современник все больше приковывал к себе внимание поэтов, отвлекая их от рационалистических схем и чисто экспериментальной работы над словом.
Поэзия открыто и смело идет навстречу новой действительности. В раскатах минувших боев, в легендарной славе буденновских армий возникла и уверенно зазвучала мелодия новой жизни, наполняясь пафосом труда и жизнеутверждения. М. Горький приветствует появление книги стихов М. Исаковского «Провода в соломе»: «Этот поэт, мне кажется, хорошо понял необходимость и неизбежность «смычки», хорошо видит процесс ее и прекрасно чувствует чудеса будних дней». С берегов Ладоги задорно и весело, как переливы гармоники, прозвучал голос А. Прокофьева. Органичная фольклорная основа прокофьевского стиха, его оптимистический пафос были теснейшим образом связаны с жизнью советской деревни.
Только начинавший в те годы Б. Корнилов еще грустит о деревенском приволье, его еще влечет «в Нижегородскую губернию и в синь Семеновских лесов», по уже вскоре грянула его бравурная, на редкость созвучная времени «Песня о встречном»:
Мы жизни выходим навстречу,
Навстречу труду и любви!
Лирический герой в поэзии обретает свободу от аскетической морали 20-х годов, он становится восприимчивее к обыденности, терпимее к человеческим слабостям, не поступаясь при этом главным — революционным первородством. Высокомерно-ироническое отношение к «польским жакеткам» (В. Маяковский) или «английскому фокстроту» (Я. Смеляков) уступает место снисходительному допущению «слабостей» при условии их компенсации: добросовестного, более того — примерного выполнения гражданского долга: «Можно галстук носить очень яркий и быть в шахте героем труда» (как пели в одной из песен 30-х годов).
Сейчас «проблема» галстука в поэзии может вызвать лишь улыбку, но ведь она не выдумана, она рождена своим временем, она лишь легкий живой штрих того времени, оттеняющий главное его содержание; ведь и вправду многим девушкам было не до сонетов Петрарки и улыбки Джоконды, и уж по крайней мере сами-то они считали, что их не тревожат «вздохи» таких же одержимых сверстников, — все это заменяли «плакаты и марши и красные лозунги снежной земли» (Я. Смеляков). Трогательный и дорогой штрих. Вот почему, с доброй улыбкой вспоминая то время, Я. Смеляков говорит в «Строгой любви»: