Советский анекдот. Указатель сюжетов
Шрифт:
Встречались анекдоты и в советских фильмах – так, в фильме А. Германа «Проверка на дорогах» командир партизанского отряда рассказывает новым бойцам анекдот о Гитлере, в прочих наших источниках не фиксирующийся (4694).
Самым необычным кинематографическим примером использования устной традиции стал фильм Виктора Титова «Анекдот», снятый на излете перестройки в 1990 году – действие разворачивается в палате дома для умалишенных, в которой содержатся сумасшедшие, которые возомнили себя Лениным, Сталиным, Чапаевым и прочими историческими личностями, ставшими героями анекдотов. Сценарий фильма сшит из текстов позднесоветской традиции, не представляющих особого интереса, однако содержит в себе один сюжет, не фиксируемый по прочим источникам (2189).
После развала СССР советский анекдот, естественно, получил доступ на экраны телевизоров. Ему было посвящено несколько документальных фильмов 178 , сюжеты советских анекдотов постоянно озвучивались в развлекательных передачах 179 , однако отсмотренный материал не дал новых сюжетов.
Источники этого вида довольно малоинформативны. Включить их в настоящий Указатель мы были вынуждены
178
Анекдот про анекдот. Передача, подготовленная Главной редакцией литературно-художественных программ ЦТ совместно с советско-американским предприятием «СТАРТ» Союза кинематографистов СССР. Из архивов ЦТ. Запись 1990 года; Страна анекдотов. Передача, подготовленная Е. Даниловым и А. Панковым для телеканала RenTV. Запись 2001 года; Анекдоты эпохи. Цикл фильмов, режиссер Д. Аврорин, Студия «Вертов и Ко».
179
Как пример можно привести цикл передач «Клуб “Белый попугай”», выходивших на канале «РТР» в 1993 – 1998 годах.
Собрание советских анекдотов Н.В. Соколовой
Один из наших источников – самый, пожалуй, крупный и почти не введенный в научный оборот – следует рассматривать отдельно. Он относится сразу к четырем формальным группам из нашей классификации источников: дневникам, записям фольклористов, мемуарам и сборникам. Речь идет о записях анекдотов Натальи Викторовны Соколовой (1916 – 2002) – писательницы и литературного критика.
В девяностые годы в «Огоньке», «Вопросах литературы», «Столице», «Московском вестнике» и других периодических изданиях стали появляться ее публикации [СН 1991, 1995, 1996, 1997, 1998] с материалами 1920 – 1940-х годов, в числе которых в обилии встречались и политические анекдоты. Из сопроводительных статей к данным публикациям сложилась такая картина возникновения собрания Соколовой: в десятилетнем возрасте Н.В. начала фиксировать в своем дневнике все, что ей казалось смешным или забавным – анекдоты, частушки, песни, остроты и эпиграммы многочисленных друзей семьи (Масс, Эрдман, Вольпин, Ардов, Арго, Кроткий, Смирнов-Сокольский, Утесов, Хенкин и др.). Позже, закончив Литинститут, профессионально занявшись журналистикой и писательским ремеслом, Н.В. не оставила своего увлечения. За более чем 60 лет ведения дневника ею была собрана огромная коллекция в несколько тысяч текстов, выдержки из которой она и публиковала в периодике в процессе работы над изданием своего собрания одним томом.
В РГАЛИ, куда после смерти Соколовой была передана большая часть ее бумаг, вернее в описанной части ее фонда, нам удалось найти лишь около четырех десятков записей политических анекдотов второй половины 1940-х годов, попавших в автобиографическую рукопись «Антикосмополитизм 1948 – 49» [СН 1981 – 1985], однако в архиве ее сына Павла Павловича Соколова сохранилась одна из редакций практически подготовленного к публикации сборника советского фольклора «Эпоха в кривом зеркале: Из старых тетрадей (1926 – 1985): Анекдот. Байка. Каламбур. Сценка из жизни. Подслушанное. Юмор известных острословов. Афоризм. Эпиграмма. Басня. Частушка». Нами была начата публикация [СН 2007] части материалов из этого собрания, предоставленных ее сыном (раздел за 1926 год). Высокая степень корреляции текстов из доступных нам записей Соколовой с аутентичными источниками двадцатых годов говорила в пользу утверждения собирателя о том, что записи она делала в своих дневниках по горячим следам, сразу после того, как услышала новый анекдот или остроту. Однако дальнейшая работа с ее собранием дала повод усомниться в этой информации.
Мы получили возможность ознакомиться с необработанной частью фонда Н.В. Соколовой в РГАЛИ [СН 2000 – 2002] 180 , где отложились последние две редакции ее собрания (машинопись и компьютерный набор) и ее личные дневники [СН 1925 – 1985]. Полная версия последней редакции сборника, представленная компьютерным набором, без преувеличения уникальна по целому ряду причин. Во-первых, это крупнейшее из известных нам собраний подобного рода текстов, обошедшее по размеру даже сборик С. Тиктина и Д. Штурман [ШТ 1987]. В первом приближении – то есть после механического избавления от записей частушек, политических басен, эпиграмм и острот известных людей советского времени – оно дало почти четыре с половиной тысячи текстов. Во-вторых, очень важен принцип систематизации, взятый на вооружение Соколовой: более ранняя, машинописная редакция была разделена на главы, включающие в себя материалы крупных временных отрезков: «Вторая половина двадцатых» и пр., однако в последней версии мы видим более дробную структуру – собрание разделено на главы по годам с 1926 по 1992-й (а не 1985-й, как в первом случае). При этом, однако, достоверность данного источника мы были вынуждены поставить под сомнение. В первую очередь это вызвано невысоким уровнем соответствия подготовленного к публикации собрания записям из дневников Соколовой. Вот что она сама об этом пишет в предисловии:
180
Здесь и далее мы ссылаемся на сдаточную опись фонда 3270, ед. хр. 1 – 18 без указания страниц (в случае, если единица хранения представлена дискетой с компьютерным набором) или, для дневников, с указанием авторской нумерации тетрадей и страниц.
В середине двадцатых годов я, школьница первой ступени, стала в толстой тетради вести дневник, <…> Настал день, когда параллельно я завела тетрадку «Смешное! Смех!», тонкую, клетчатую, с таблицей умножения на заднем листке и правилами школьника. <…> Что писалось в тетрадке? То, что мне казалось занятным, смешным. Поначалу преобладал школьный фольклор, общеизвестные расхожие хохмы <…>, подслушанные уличные выражения <…>, какие-то детские скороговорки, считалки, классические фразы-перевертыши <…>. Со временем ребяческого становилось меньше, а «взрослых» анекдотов, острот, эпиграмм все больше и больше. К тонкой тетрадке со смешной мелочевкой я подклеила еще одну тетрадку, потом третью… В
181
Там же.
На деле же картина выглядит немного по-другому. Записи анекдотов в дневниках Н.В. Соколовой относительно немногочисленны – нам удалось обнаружить лишь 90 сюжетов. Анонсируемый автором раздел «Смешное» нам удалось встретить лишь один раз в послевоенных тетрадях – записи анекдотов преимущественно производились непосредственно в тексте дневниковых статей, они немногочисленны и очевидно случайны. Первые из них датируются 1928 годом – а не 1926-м, как следовало ожидать после знакомства с «приведенным в порядок» полным собранием. При этом действительно есть специально отведенная под записи «смешного» тетрадь «Bon mots» [СН 1924 – 1937] (которую мы относим к категории «записи фольклористов»), где мы нашли записи еще 103 текстов анекдотов. Тетрадь эта имеет авторскую датировку 1924 – 1937 годами и внутреннюю нумерацию текстов от 1 до 516. Совершенно очевидно, что тетрадь эта велась на протяжении долгого времени – помимо значительно меньшей, нежели у дневников, сохранности об этом говорят разные чернила, которыми записывались тексты, и серьезное изменение почерка, которое мы можем наблюдать в промежутке с первой по последнюю запись; однако нижняя граница авторской датировки (1924 год) может вызывать сомнение – почерк скорее похож на почерк из дневниковых записей подросткового периода конца 1920 – начала 1930-х годов. Частично записи анекдотов из дневников дублируются записями из тетради «Bon mots» (или наоборот), но это не механическое дублирование, а новая запись старого сюжета – возможно, забытого.
Почти все тексты анекдотов в дневниках и тетради «Bon mots» были выделены зеленым фломастером – судя по всему, при работе над собранием анекдотов Н.В. Соколова просматривала свои записи насквозь и набирала их на печатной машинке. От ее взгляда ускользнул лишь один небольшой – в две строки – текст, все прочие были перенесены в собрание. При этом, несмотря на заверения в предисловии, в некоторых случаях дневниковые датировки Соколовой пересматривались – возможно, в угоду составительским амбициям (перенести текст анекдота из объемной главы в менее насыщенную материалами для создания видимости равномерного собрания), или, что на наш взгляд более вероятно, составитель корректировала датировки в соответствии с собственными воспоминаниями, сложившейся у нее картиной развития анекдотической традиции, не нашедшей отражения в дневниках. Авторские изменения даты почти во всех обнаруженных нами примерах не превышают двух лет – исключение составляет только текст 301А, который был записан в дневниковой тетради начала 1950-х годов, но в собрании отнесен по каким-то причинам к разделу за 1929 год. При всем этом мы считаем авторскую датировку Н.В. Соколовой анекдотических сюжетов довольно достоверной. Те сюжеты, которые нам удалось перепроверить по прочим источникам, в подавляющем большинстве случаев датированы Соколовой вполне верно. Не совсем понятно, все ли тексты из собрания Соколовой, записи которых нам не удалось найти в ее дневниках, были записаны ею по памяти; вполне вероятно, что какие-то материалы, могущие лечь в основу ее сборника, не были нами рассмотрены – эти бумаги могли не сохраниться или не попасть в фонды РГАЛИ. К тому же мы работали с бумагами еще не описанными, и не исключена вероятность новых находок в не рассмотренных нами частях фонда. Обнаруженные нами искажения датировок не превышают одного-двух годов, что является приемлемым допущением, поэтому, за исключением явных анахронизмов, мы принимаем датировки Соколовой как достоверные в высокой степени.
Серьезнейший отпечаток на записи анекдотов, естественно, наложила и личность собирателя. Н.В. Соколова, в свое время очень просоветски настроенная женщина, до шестидесятых годов, по собственному признанию, убежденная сталинистка, в предисловии к подготовленному сборнику так охарактеризовала расхождение своих идеологических убеждений и довольно сомнительного с точки зрения главенствующей идеологии хобби: «Да, мое сознание долгие годы отставало от уровня самых острых и смелых анекдотов, срывающих все и всяческие покровы. Анекдот учил школьницу, студентку, начинающего литературного критика; однако, скажем прямо, молодая женщина была глуховата» [СН 2000 – 2002: без н.с.]. Н.В. Соколова декларировала принцип беспристрастного собирания: «С одним анекдотом я сегодня солидарна, другой вызывает во мне раздражение, несогласие. Но имею ли я право его вычеркнуть? Уже навычеркивали достаточно <…> Нет, вычеркивать не хочется» [СН 2000 – 2002: без н.с.]. Действительно, из доступных нам дневниковых записей ничего не было «вычеркнуто», однако даже эти немногочисленные материалы дают нам некоторые основания для констатации возможной идеологической ангажированности собирателя. К примеру – в июле 1928 года в дневнике Соколовой был записан такой анекдот:
«Ох, эти мне большевики. Они у меня вот где сидят. Этот Рыков. Взяла бы железную палку, раскалила ее и всунула бы холодным концом ему в жопу». – «Почему же холодным, Ада?» – «Чтобы он вытащить не мог.» – ДН: 04.07.1928 [СН 1925 – 1985(3): 3].
Через шесть лет в тетради «Bon mots» появляется следущая запись этого анекдотического сюжета:
«Ох, чтоб этому Самойловичу пропасть. Был бы я Сталин, я бы приказал взять железную палку, раскалил бы один конец и воткнул бы ему в жопу другим концом». – «???» – «Чтоб он вытащить не смог». – ЗФ: 1934 [СН 1924 – 1937: № 457].