Советский анекдот. Указатель сюжетов
Шрифт:
Записи фольклористов
К этому виду источников мы относим записи анекдотов профессиональными фольклористами и собирателями фольклора – любителями, окказиональные записи народной традиции в личных бумагах недневникового характера ряда современников (см. ниже о черновиках Афиногенова, а также о тетради «Bon mots» из бумаг Н.В. Соколовой) и коллекции, собранные иностранными журналистами, аккредитованными в Советском Союзе.
Одним из наиболее хронологически ранних источников этого вида является сборник восточноевропейского еврейского народного юмора по источникам на языке идиш «Сефер ха-бдиха ве-ха-хидуд» («Книга анекдотов и острот») [ДА 1935 – 1938 (1991)]. Над этим собранием, включающим в себя более 3100 анекдотов, имевших хождение в еврейской среде императорской России и Советского Союза, его составитель, видный одесский сионист Алтер Друянов (1870 – 1938), работал на протяжении трех десятков лет. Целью его работы были перевод на иврит и, тем самым, сохранение еврейской фольклорной традиции на языке идиш. Впервые это собрание было опубликовано в 1922 году, через год после репатриации Друянова в Палестину; впоследствии оно было сильно расширено собирателем и в современном – трехтомном – виде вышло в свет в 1935 – 1938 годах. Интересно, что часть вошедших в это собрание анекдотов –
160
Выражаем искреннюю признательность израильскому историку Нати Канторовичу, указавшему нам на этот чудесный источник, а также Виктории Рувинске, выполнившей перевод.
Записи анекдотов довоенного периода сохранились и в бумагах отечественных деятелей культуры. Так, в черновых набросках драматурга Александра Николаевича Афиногенова сохранилось несколько исписанных анекдотами листов, датируемых 1920 – 1930-ми годами [АА 2172-1-104, 106, 110, 115–118, 126; 2172-3-8]. Среди множества бытовых и этнических анекдотов нам удалось обнаружить и ряд записей политических сюжетов. Работа с данным источником сильно затрудняется не только неразборчивым почерком Афиногенова, но и его манерой записывать зачастую только пуант (т.е. смеховое «ядро», заключительную часть) анекдота или несколько слов, по которым ему позже удалось бы вспомнить сюжет. Часть анекдотов, воспроизведенных рукописно, слабо поддается дешифрации: «Евгений, я с кровати не встану», «Чай, кофе и вкусно», «Нэпман у Мавзолея Ленина», «Я призван из-за Рабиновича», «Два вагона повидла и вагон часовых стрелок» и пр. Сложно восстановимы и пропуски в тексте, сделанные им, возможно, из соображений безопасности.
В Указатель попали также материалы из крупных коллекций советских анекдотов, сделанных иностранцами [GS 1995; TD 1942; TR 1963; TR 1991; WCA 1951], из которых наибольшую ценность представляют собрания журналистов Лео Глассмана [GL 1930], Евгения Лайонза [LE 1934, 1935, 1954] и Вильяма Генри Чемберлена [CWH 1934, 1957], уже упоминавшиеся во введении.
Среди прочих источников этой группы необходимо выделить записи анекдотов, сделанные на свой страх и риск профессиональными фольклористами. Очевидно, что фиксация анекдотов была сопряжена с определенной опасностью, и нам известно очень немного примеров записывания фольклористом материалов «как есть». Подавляющее число людей, фиксировавших фольклорные тексты, не могли или не хотели позволить себе пренебрегать рядом негласных запретов: они не записывали анекдоты о советских вождях или тексты, могущие дать основания для «антисоветской» трактовки, тексты с обсценной лексикой 161 . Любопытное описание встречи с «особистом» из-за фиксирования анекдотов, имевших хождение в армейских кругах в период Великой Отечественной войны, находим мы в интервью д.и.н. Л.Н. Пушкарева (1918 г.р.), данном Е. Сенявской 162 :
161
В воспоминаниях ряда фольклористов-фронтовиков мы находим упоминания о том, что они считали не соответствующим правилам советской фольклористики иметь дело с сюжетами «неприличными»: «Все его сказки и даже названия к ним были густо переполнены нецензурщиной. Воспитанный в строгих рамках советской фольклористики, я его сказки никогда не записывал» – Пушкарев Л.Н. Юмор на фронте (из воспоминаний фольклориста-фронтовика) // Клио: журнал для ученых. СПб., 2004. № 3 (26). С. 301. См. также: Пушкарев Л.Н. По дорогам войны: воспоминания фольклориста-фронтовика. М., 1995.
162
См. текст интервью на сайте проекта «Я помню»: http://www.iremember.ru/content/view/320/26/lang.ru/.
…Я начал тогда уже записывать фольклор. Я был солдат еще, пехотинец, бумаги у меня не было, поэтому текст записывать негде, и я решил записывать анекдоты. Они короткие, и анекдоты я записывал не полностью, а условно. Значит, писал: бочка, встреча, у забора, и так далее. Вот так, значит, я записывал эти анекдоты в надежде, что я их запомню. А потом я пошел в разведку, вещи мы оставили, естественно, в части. Эти вещи, естественно, просмотрел особист, обнаружил эти записи у меня, в моей записной книжке, вызвал меня к себе и сказал: «Что это такое?». Он бы и не спросил, но там один анекдот был записан так: «Сталин, Гитлер, Черчилль». «Это что такое?» Я говорю: «Анекдот». «Какой анекдот?» Я говорю: «Я не могу вам рассказать, товарищ старший лейтенант». «А если мы, – говорит, – тебя расстреляем, тогда ты расскажешь или нет?» «Ну, давай…» «Ну, расскажи…» Ну, рассказываю. «Сидят, – я говорю, – Сталин, Гитлер и Черчилль. Вдруг исполняется государственный гимн “Правь, Британия!”. Черчилль встает и вытягивается. Потом сидят, разговаривают, вдруг исполняют гимн “Дойчленд, Дойчленд, убер аллес”. Гитлер встает и вытягивается. А потом исполняют: “Вставай, проклятьем заклейменный!” Подымается Сталин…» «Так что же он, проклятьем заклейменный, да?». Вот такой случай был. Надо сказать, что мне повезло. Этот самый смершевец сказал: «Мы закрываем это дело. Я ему никакого ходу не даю. Я вижу, что вы фольклорист, но мой вам совет: анекдоты лучше не записывайте». Так что, конечно, с особистами мы сталкивались.
Записи «оппозиционного» фольклора целенаправленно уничтожались – как, к примеру, это произошло в Рукописном отделе Пушкинского дома 163 . Несмотря на это, примеры целенаправленной фиксации политического фольклора «как есть» хоть и нечасто, но встречались. Нами было обнаружено очень немного подобного рода собраний. Хронологически более ранние записи Александра Исаакиевича Никифорова – крупного собирателя и исследователя
163
Азбелев С.Н. Фольклор 1920 – 1930-х годов в записях А.И. Никифорова // Живая старина. М., 1994. № 2. С. 44.
В РГАЛИ нами было выявлено несколько десятков фиксаций анекдотов 1920 – 1930-х годов, сделанных молодыми собирателями фольклора, участвующими в различных фольклорных экспедициях. В качестве примера можно привести материалы из фонда Ильи Сергеевича Гудкова [ГИ 1929 – 1939], который в 1929 – 1933 годах занимался сбором фольклора в Бежецком, Вишнево-Лецком, Лихославльском и Новоторжском районах Калининской области. Гудкова как собирателя характеризует повышенный интерес к обсценным сюжетам, записью которых частенько пренебрегали его коллеги, и внимание к социально-политическим сюжетам. Значительную часть его полевых материалов составляют разрозненные клочки бумаги (часто исписанные с обратной стороны школьными упражнениями с пометками учителей), на каждом из которых разными почерками, в большинстве случаев – со значительным количеством ошибок и помарок, записаны различного рода тексты детского фольклора. Можно предположить, что одним из методов его собирания была работа с учениками младших классов в контексте школьных занятий. Именно из этого материала мы почерпнули ряд уникальных сюжетов, распространенных в детской крестьянской среде (см., к примеру, запись 2958А). Уникальность собрания Гудкова заключается еще и в том, что оно фиксирует распространение в крестьянской среде политического анекдота под видом сказки. По справедливому замечанию А.А. Панченко, «сказочная форма и сюжетика слабо пригодна для трансляции политических значений и конструирования “макросоциальных смыслов”» 164 , – этим, наверное, и объясняется тот факт, что подобного рода пример нами обнаружен всего один (511C).
164
Панченко А.А. Культ Ленина и «советский фольклор» // Одиссей: Человек в истории. М., 2005. С. 337.
В годы Великой Отечественной войны тексты военного фольклора фиксировались в многочисленных песенниках, составляемых солдатами «на память о войне», профессиональными фольклористами, попавшими на фронт. Призывы к собиранию фольклора распространялись рядом учреждений: к примеру, дирекция Литературного музея помещала в своих изданиях, ориентированных в первую очередь на рядовых солдат, обращение к бойцам и командирам отсылать в музей любые записи народного творчества 165 . Фиксировались и анекдоты, однако примеров их фиксации «как есть» мало – в нашем распоряжении лишь собрание Семена Исааковича Мирера, в котором мы можем найти более сорока сюжетов военного времени, в том числе анекдоты о Сталине, имевшие хождение в данный период [БА 2007].
165
Фронтовой фольклор. М., 1944. С. 128 – 130.
Серьезный интерес вызывают опубликованные Н. Комелиной тексты политического фольклора из «особого хранения» фольклорного фонда Пушкинского Дома [КН 2012]. В конце шестидесятых годов из основного фонда рукописного фольклорного хранилища были отобраны записи антисоветского, блатного и эротического фольклора, составившие коллекцию № 193, материалы из которой не выдавались читателям. Коллекция включает 32 единицы хранения, в четырех из которых нашлось место записям политических анекдотов, давшим нам 26 текстов 166 . Любопытно, что часть анекдотов помещена под заглавием «Сказки, порочащие советскую действительность» (авторство заголовка принадлежит архивисту).
166
Ед. хр. 12 – 2 текста, ед. хр. 14 – 15 текстов, ед. хр. 21 – 1 текст, ед. хр. 24 – 2 текста, ед. хр. 25 – 1 текст, ед. хр. 26 – 5 текстов.
Самым хронологически поздним крупным собранием, использованным в данном Указателе, стали записи анекдотов, сделанные в начале 1990-х годов москвичкой Екатериной Серебряковой (р. 1974) – в ту пору ученицей старших классов школы. Ее собрание представляет собой тетрадь в дерматиновом переплете, в которую от руки записывались анекдоты. В тетради сквозная нумерация текстов от первого до двести семьдесят шестого. Помимо анекдотов, зафиксированы частушки, палиндромы, афоризмы, есть вклееные вырезки из газет с карикатурой и политическими анекдотами, очевидно перепечатанными из [ШТ 1986]. Рядом с частью анекдотов есть пометки карандашом – буквы «П», «С», «А», «Ч», «Б», «Е», «Ш», «Г», «Ар», «О», что, по-видимому, означает: «политика», «секс», «алкоголь», «чукчи», «быт», «евреи», «грузины», «армия» и «Одесса». Помимо сюжетов, относящихся к этим условным тематическим группам, в сборнике довольно много анекдотов про хиппи, наркоманов и рокеров. Составительница коллекции очевидно использовала в работе над сборником материалы, опубликованные в периодике – об этом говорят не только вклейки газетных вырезок, но и почти дословное воспроизведение ряда текстов из [ШТ 1986] и публикации фольклора 1920-х годов в «Огоньке» [СН 1991]. Часть записей представляется весьма ценной – в собрании есть фиксации советских анекдотов, по-видимому имевших хождение в школьной среде. В Указатель включено 35 записей из данного сборника, из которых 8 сюжетов не фиксируются по прочим источникам.
К этому же виду источников отнесены материалы, собранные современными исследователями, интервьюирующими людей старшего поколения. В Указатель вошли два небольших собрания. Первое было получено по итогам проведенного в 1987 – 1990 годах историком В.В. Кондрашиным интервьюирования в сельских районах Поволжья и Южного Урала 617 старожилов – свидетелей голода 1932 – 1933 годов [КВ 2008]. В ходе исследования было зафиксировано 75 примеров народного творчества – преимущественно пословиц, поговорок, частушек и присказок о голоде и колхозной жизни. В этот массив попало только 8 анекдотов. Данное собрание прекрасно иллюстрирует степень распространенности анекдотического фольклора в общей массе крестьянского фольклора социально-политической тематики и демонстрирует его жанровую специфику.