Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918 — 1939 гг.

Мельтюхов Михаил Иванович

Что касается действий советского руководства на территориях Западной Украины и Западной Белоруссии, то прежде всего следует отметить отсутствие каких-либо националистических, а тем более расистских оснований политики новых властей. Правда, советским властям пришлось столкнуться с наследием польского национализма на этих территориях. Так, уже 21 сентября 1939 г. заместитель наркома обороны командарм I ранга Г.И. Кулик, докладывая в Москву о ходе операции Украинского фронта, отмечал, что «в связи с большим национальным угнетением поляками украинцев, у последних чаша терпения переполнена и, в отдельных случаях, имеется драка между украинцами и поляками, вплоть до угрозы вырезать поляков. Необходимо срочное обращение правительства к населению, так как это может превратиться в большой политический фактор». [874] О том же докладывал 22 сентября в Москву и начальник Политуправления РККА армейский комиссар 1-го ранга Л. 3. Мехлис: «Вражда между украинцами и поляками усиливается, сейчас активизировались украинцы и терроризируют в ряде мест польских крестьян. Были случаи взаимного поджога деревень, убийства и грабежей. Дано указание широко развернуть работу против национальной вражды между трудящимися украинцами и поляками, направив объединенные силы против панов-помещиков». [875]

874

Катынь.

С. 85.

875

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 394. Л. 216—219.

Соответственно, уже 23 сентября Политуправление Украинского фронта издало директиву, в которой, в частности, приказывалось «разъяснять населению нашу национальную политику. Учесть при этом, что украинский народ находился под национальным гнетом панско-помещичьей и буржуазной власти, что польское правительство вело политику ополячивания украинцев и натравливания на них поляков. Сейчас эта национальная рознь сказывается и местами принимает форму взаимных убийств, поджогов и грабежей. Это на руку только врагам украинских и польских трудящихся. Трудящиеся украинцы и поляки должны быть друзьями, а не врагами и объединиться для совместной борьбы с общим врагом — помещиком, угнетателем и эксплуататором. Надо заявить, что Красная армия не потерпит и не допустит национальную рознь между трудящимися». [876]

876

Там же. Д. 504. Л. 1—4.

30 сентября Военный совет Украинского фронта в своей директиве № 071 указал, что следует «широко разъясняя населению национальную политику Советской власти, призывать трудящиеся массы города и деревни Западной Украины к изжитию национальной вражды. Призвать население к тому, чтобы в корне пресекались всякие намерения сеять национальную вражду между трудящимися поляками и украинцами. Ненависть трудящихся масс необходимо направлять против их общего заклятого врага, против помещиков, против эксплуататоров. Надо добиться, чтобы каждый труженик понимал, что национальная вражда разжигается врагами для того чтобы расколоть единство фронта трудящихся. Всех лиц, замеченных в сознательном разжигании национальной вражды между поляками и украинцами, рассматривать как врагов трудящегося народа и применять к ним суровые меры репрессии». [877]

877

Там же. Ф. 40334. Оп. 1. Д. 259. Л. 2—3.

Кстати, и форма присоединения территорий к Германии и СССР была совершенно различной. Если Гитлер своим указом от 8 октября 1939 г. просто аннексировал эти территории, объявив их частью Германии, то советское руководство организовало выборы, в ходе подготовки которых никто не скрывал цели вхождения в состав СССР. По свидетельству К.М. Симонова, ездившего по Западной Белоруссии накануне выборов, он «видел своими глазами народ, действительно освобожденный от ненавистного ему владычества…, белорусское население — а его было огромное большинство — было радо нашему приходу, хотело его». [878] Конечно, можно по-разному оценивать процедуру этих выборов, но тот факт, что подавляющее большинство населения поддержало эту программу, говорит именно о воссоединении этих территорий с Советским Союзом. То есть в данном случае сложно определить эти события термином «аннексия», которой согласно Декрету о мире считалось «всякое присоединение к большому или сильному государству малой или слабой народности без точно, ясно и добровольно выраженного согласия и желания этой народности». [879] Правда, в плане международных отношений Москве удалось добиться признания этой территории частью СССР лишь в 1945 г. Столь же красноречив и национальный состав депутатов Народных собраний: в Западной Украине 92,4 % из них были украинцами, 4,1 % — евреями, 3 % — поляками, 0,4 % — русскими, а в Западной Белоруссии 67,1 % — белорусами, 13,7 % — поляками, 7,8 % — евреями, 5,7 % — украинцами, 4,6 % — русскими и 1,1 % — люди других национальностей. [880] Это лишний раз подтверждает отсутствие какой-либо национальной дискриминации. Не существовало никакой дискриминации в отношении поляков и в области образования. Хотя и были закрыты частные школы, но в государственных школах и даже в некоторых вузах преподавание велось на польском языке. Продолжали действовать польские учреждения культуры и издавались польские газеты, журналы и книги. В 1940 г. было широко отмечено 85-летие со дня смерти А. Мицкевича.

878

Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. С. 81.

879

Ленин В.И. ПСС. Т. 35. С. 14.

880

Gnelak C.K. Op. cit. S. 504.

Выше приводились материалы о взаимоотношениях Красной армии и мирного населения. Здесь можно привести еже один пример. В деревне Григорово комиссар 148-го кавполка Олейников, заподозрив 12 поляков и 4 украинцев-крестьян в том, что они стреляли по нашим войскам, предложил их расстрелять. За это он был снят с должности, и особый отдел занялся расследованием этого случая и поведения комиссара. [881] Можно ли себе представить, чтобы офицер вермахта был бы наказан за предложение расстрелять «недочеловеков»? Конечно, все это не означает, что на территориях, присоединенных к СССР, не было никаких эксцесса. К сожалению, без этого не обошлось, но гораздо важнее, на наш взгляд, то, что советское руководство не разжигало национализм, а всячески его преследовало. Поэтому встречающиеся ныне утверждения, что репрессий новой власти на этих территориях были направлены исключительно против поляков, не соответствуют действительности. Конечно, в первые месяцы советской власти именно польское население испытало определенные ограничения, что по контрасту с их прежним положением «ясновельможных панов», чисто субъективно воспринималось ими очень тяжело. К тому же трансформация государственного аппарата и различных управленческих структур также коснулось в первую очередь именно поляков.

881

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 394. Л. 216—219; Д. 432. Л. 121.

Казалось бы, тот факт, что из 19 832 человек, арестованных в сентябре — декабре 1935 г. органами НКВД в Западной Украине и Западной Белоруссии, 10 557 (54,5 %) были поляками, подтверждает мнение о антипольской направленности арестов. Однако если мы обратимся к инкриминируемым этим людям преступлениям, то увидим, что 4 797 были арестованы за нелегальный переход границы, 2 068 — за участие в контрреволюционных группах и организациях, 1 672 — за контрреволюционную агитацию, 326 — за массовые беспорядки и бандитизм, 143 — за террор, диверсии, вредительство, 1 104 — за шпионаж. Но более всего было арестовано за «разные» преступления — 9184 человека. [882]

То есть 47,7 % арестованных вообще не имело никакого отношения к политическим репрессиям. Если же учесть, что нелегальный переход границы был в основном связан с неурегулированностью пограничного режима и значительной волной беженцев в связи с событиями Германо-польской войны, то количество «неполитических» арестов составит 72,1 %. То есть ни о какой «антипольской» политике советских властей речь не шла. Тем более что в дальнейшем доля поляков среди арестованных постоянно снижалась, примерно соответствуя доле польского населения на этих территориях.

882

Горланов О.А., Рогинскш А. Б. Об арестах в западных областях Белоруссии и Украины в 1939—1941 гг. // Исторические выпуски «Мемориала». Вып. 1. Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 77—113.

То же относится и к депортации населения из Западной Украины и Западной Белоруссии. Как ныне установлено, всего в 1939–1941 гг. с этих территорий в глубь СССР было переселено около 320 тыс. человек. [883] Пожалуй, только депортация осадников (79,6 % из них поляки) может рассматриваться как антипольская акция, да и то здесь явно преобладали социальные мотивы, а также та ненависть, которую они успели зародить среди местного населения. То есть в определенной степени это была форма смягчения советским руководством остроты национальной ненависти на новых территориях. Конечно, мера варварская, но лучше ли было допустить национальную «разборку» среди местного населения? Не говоря уже о том, что выселение — это ведь не расстрел. Конечно, для депортированных из родных мест это служило слабым утешением, но современные исследователи могли бы более объективно оценивать эти события.

883

Гурьянов А.Э. Польские спецпереселенцы в СССР в 1940—1941 гг. С. 114—136.

В связи с оценками советской политики на присоединенных территориях, стоит обратиться к материалам доклада командующего польского подпольного Союза вооруженной борьбы (СВБ) полковника «Грота» — С. Ровецкого: «Советы имеют большую помощь местного элемента (украинцев, белорусов, еврейской бедноты), много сторонников среди молодежи, которая получила работу»; «большевики не так склонны к расстрелам людей по любому поводу или без повода, как немцы»; «не отделяются они от поляков, а перенеся борьбу на социальную почву, они смогли завоевать некоторую часть польского общества, в основном среди пролетарской молодежи и некоторой части сломленной морально интеллигенции». Ровецкий признавал «полное безразличие» белорусов и украинцев к польской государственности, но указывал и на враждебность многих новым властям на экономической почве. Он пришел к выводу, что «широкая работа против большевиков невозможна», тем более что в целях «подрыва базы» СВБ органами НКВД были выселены члены семей офицеров, фабрикантов, помещиков, крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата. [884] Как видим, даже такое заинтересованное лицо, как Ровецкий, подтверждает отсутствие каких-либо антипольских действий советского руководства. В этом, на наш взгляд, и заключается коренное отличие советской политики на присоединенных территориях от германской. Причем следует оговориться, что речь идет не о том» что советская политика была «лучше», нет, она просто другая и понять ее в рамках европейских традиций национальной нетерпимости просто невозможно.

884

Парсаданова B.C. Депортация населения из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939—1941 гг. // Новая и новейшая история. 1989. № 2. С. 29.

Пожалуй, единственной акцией, направленной преимущественно против поляков, стали события, связанные с судьбой военнопленных Войска Польского. Как уже отмечалось, большая часть оказавшихся в советском плену рядовых польских военнослужащих, уроженцев Западной Украины и Западной Белоруссии была распущена по домам. С 25 сентября по 7 октября в лагеря для военнопленных НКВД, которые начали создаваться только 22 сентября, поступило 125 803 человека, что привело к значительной перегруженности лагерей. [885] На основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 3 октября было решено распустить по домам оставшийся рядовой состав. [886] Согласно приказу наркома обороны № 575118 с 9 октября началось отправление эшелонов в Барановичи и Тарнополь, распускаемых военнопленных следовало обеспечить питанием и санобработкой. [887] К 19 октября по месту жительства были отправлены 40 769 человек. В 1939–1941 гг. были переданы Германии 43 054 человека, уроженцев Западной Польши, а немцы передали СССР 13 575 человек, уроженцев восточных польских воеводств. [888] Когда выяснилось, что пленных польских офицеров в подавляющем большинстве невозможно использовать в интересах СССР, 15 131 человек (в основном офицеры и полицейские) были расстреляны весной 1940 г. [889] Одновременно на основании того же решения Политбюро в тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии были расстреляны 7 305 человек.

885

Лебедева Н.С. Указ. соч. С. 37.

886

Катынь. С. 114—123.

887

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 502. Л. 201—202.

888

Лебедева Н.С. Указ. соч. С. 73; Лебедева Н.С. О трагедии в Катыни // Международная жизнь. 1990. № 5. С. 117; Катынь. С. 163—164, 209.

889

Лебедева Н. С. Катынь: преступление против человечества. С. 215—216; Катынь. С. 517—603.

Безусловно, решение судьбы пленных польских офицеров стало военным преступлением советского руководства. Однако как уже отмечалось, именно такое «простое» решение в значительной степени было предопределено всем ходом советско-польских отношений 1918–1939 гг., в том числе и гибелью около 60 тыс. советских военнопленных в польских лагерях в 1919–1921 гг. Думается, что эта трагическая тема в отношениях между нашими странами должна решаться на основе взаимности. Как нынешнее российское руководство признало ответственность прежнего советского руководства за это преступление, так и польское руководство, видимо, должно признать вину тогдашних польских властей за гибель советских военнопленных. Как заявил министр иностранных дел Польши В. Бартошевский, «в убийстве польских офицеров никто не обвиняет весь российский народ. Мы виним только непосредственных исполнителей и их политических наставников». [890] Вероятно, именно эта позиция должна быть применена и к Польше. Во всяком случае объективное изучение этого вопроса и соответствующее политическое заявление польских властей скорее всего позволят закрыть эту трагическую страницу нашей общей истории.

890

Московские новости. 13—19 февраля 2001 г. С. 5.