Советы пострадавшего(Юмористические рассказы)
Шрифт:
Наконец после недельных душевных страданий, ежевечерних ощупываний различных аппаратов, а также серии консультаций с близстоящими и близсидящими знатоками, вы делаете выбор.
Допустим, выбор падает на «Зоркий-6». Торжественная церемония последнего обнюхивания, остается сделать каких-то пять шагов до кассы и обратно, но… откуда-то снизу, из-под вашей левой подмышки, раздается вкрадчивый стариковский голосишко:
— С объективом «Индустар-26» не берите. У него низкая разрешающая способность. У «Индустара-60» разрешающая способность куда выше…
Вы шарахаетесь от прилавка, как лошадь от осьминога.
Дрожащей рукой вы отталкиваете протянутый вам аппарат и требуете другой — с «Индустаром-60»…
Ну, а если бы искомого, желанного объектива вдруг не оказалось? Что тогда? Тогда было бы худо, очень тяжело, так тяжело, что просто невыносимо.
Итак, вы владелец превосходного дорогого фотоаппарата. Теперь остались сущие пустяки — обзавестись кое-какими дополнительными приспособлениями. Впрочем, это только на первый взгляд пустяки. Учтите, что аппарат — всего лишь первое звено в бесконечной цепной реакции покупок.
Я не говорю о таких подлинно необходимых вещах, как пленка, увеличитель, бумага и химикалии. Без них фотоаппарат все равно что паровоз без угля. Но существует еще пропасть всяких дополнительных хромированных, сверкающих, полированных штучек с винтиками, резьбой, стеклышками и еще черт знает с чем, без которых фотолюбителю свет не мил. Эти штучки навинчиваются, насаживаются, подвешиваются к фотоаппарату и превращают его в чудо совершенства. А кто из нас не стремится к совершенству, я вас спрашиваю?
Тяга к совершенству захлестывает вас беспощадно и неожиданно, как лассо ковбоя выю простодушной телочки. В одно прекрасное утро вы просыпаетесь, мучимый ощущением, что вам чего-то не хватает. Чего бы это? Ага, ну конечно, телеобъектива, чтобы снимать предметы, находящиеся у горизонта и даже далее. Какие именно предметы, вы еще не знаете, но все равно без «телевика» жизнь не в жизнь. Желание купить его буравит ваше сердце и мозг, превращается в навязчивую идею. Вы начинаете откладывать потихоньку деньги, и жена, обнаружив ваш тайник, окончательно приходит к мысли, что роман с чертежницей дошел до логического конца. Жена убеждена, что вы откладываете деньги на распашонку для внебрачного дитяти. У вас остается только один способ разубедить жену — купить телеобъектив. Что вы с удовольствием и делаете.
Увешанный дорогими фотоигрушками, вы познаете блаженство. Но счастье досталось вам нелегко. Блаженство ваше выстрадано, и оттого оно так сладко.
Я мог бы вам сообщить еще массу интересных и поучительных сведений, ну хотя бы о том, как переоборудовать совмещенный санузел в фотолабораторию [1] . Или о том, как в темноте отличить бутылку с проявителем от бутылки с портвейном [2] и чем нужно закусывать, если вы все-таки по ошибке пропустите впотьмах стаканчик проявителя [3] . Но я полагаю, и без этого вам понятно, что фотолюбительство — самая увлекательная забава на свете.
1
Поставить увеличитель на унитаз.
2
На вкус.
3
Сухим, неразведанным закрепителем.
Так окунайтесь же в фото с головой! Очень советую!
Не пожалеете!
ГЛАВНОЕ — ВЗЯТЬСЯ ПОКРЕПЧЕ
Мы сидели втроем, озаренные последними лучами своей догорающей молодости.
Мы сидели втроем в редакционной комнатушке, пропахшей сигаретным дымом и штампованными фразами.
— Пора взлетать, парни, — сказал Сеня.
— Из газеты в литературу можно прийти только через очерк, — сказал Гаврилов по прозвищу «Гаврилиадис».
— Мы не знаем жизни, — сказал я. — Горький послал Бабеля в жизнь, и Бабель вернулся с «Конармией».
— Да, — сказал Гаврилиадис, — нужно подставить ноздри полынным степным ветрам и терпким волнам трудового пота. Тогда появится вещь.
Гаврилиадис любил поиграть писательским бицепсом.
— Чепуха, — сказал Сеня. — Главное — это намазать зад клеем и прилипнуть к стулу.
— Хемингуэй писал стоя, — напомнил я.
— Но правил сидя, — возразил Сеня.
— Толстой говорил, что править нужно утром: вечером наш внутренний критик спит, — заметил Гаврилиадис.
— Главное, чтобы в нас не заснул внутренний писатель, — напомнил Сеня.
— Он в тебе еще не просыпался, — съязвил Гаврилиадис и тряхнул желтыми кудрями.
— Да, братцы, а ведь время игры истекает, — напомнил я.
— Ерунда, — сказал Сеня. — Вячеслав Шишков начал писать в сорок пять. Приличную повестушку можно нацарапать за пять месяцев.
— Писать надо сценарий. Тридцать эпизодов по две страницы — и ты в дамках. Только раз проклюнуться, а дальше пойдет легко.
— Бальзак проклюнулся, потому что занавешивал окна и писал при свечах, забывая о времени, — сказал я.
— Он не писал сценарии, — заметил Гаврилиадис. — Кстати, Сеня, ты не одолжишь мне на три часа свой пальтуган? У меня как раз сегодня свидание с интеллигентной женщиной.
— Хорошо, — сказал Сеня. — Только, во-первых, не опаздывай, а во-вторых, осторожнее с пальто.
— Нет, Сеня, ты не прав, — заметил я.
— У меня совсем новое пальто, — ответил Сеня.
— Я не об этом. За пять месяцев повестушку не нацарапаешь. Прежде чем нести материал в издательство, он должен отлежаться…