Совиный дом
Шрифт:
— Ну, сначала было, конечно, трудно, — сказала девушка с кроткой улыбкой, к которой примешивалась легкая грусть. — На руках и фартуках есть следы неумения стоять у плиты. Но первая страда уже прошла, и я теперь даже нахожу время пользоваться нашей тихой семейной жизнью и слушать приятные и интересные рассказы Иоахима.
— Неужели? Он с удовольствием смотрит на то, что вы исполняете обязанности прислуги?
Лотарь насмешливо взглянул на нее.
— Вы думаете, я не умею избегать того, чтобы он видел мои хозяйственные занятия? — весело возразила она, не замечая насмешки. — И для этого не требуется особенной хитрости. Иоахим с утра до вечера пишет «Путешествие по Испании», в которое вставляет свои лучшие
Она встала и взяла шляпу и перчатки.
— Теперь пора идти домой и приготовить к ужину яичный пирог… Не смейся, Беата, — но она и сама присоединилась к звонкому смеху подруги. — Моя старая Линденмейер гордится искусством, с которым ее ученица уже печет пироги.
— Следовало бы твоей старой герцогине посмотреть на это! Она была бы довольна. Она настоящая немка, хозяйственные наклонности у нее в крови. Но понравилось бы ей, если бы горькая необходимость перенесла ее из салона в кухню? Смена света и тени, которая выпала на твою долю, слишком резка, и мне тяжело об этом думать.
— Успокойся, Беата! — с хорошо заметной иронией произнес барон. — Испытание непродолжительно. Это только переходная ступень, эпизод из сказки о короле Дроздовике. Раньше, чем ты думаешь, солнечный блеск озарит скромный цветок, такой блеск, которому станут завидовать розы Шираза.
Брат и сестра незаметно обменялись взглядом, и при последних словах барон Лотарь вышел из комнаты.
— Он, кажется, фантазирует, — сказала Беата, пожав плечами и, по-видимому, ничего не понимая, пошла к двери, ведущей в соседнюю комнату. — Подожди минуту, Клодина, я оденусь для гуляния: мне хочется проводить тебя.
5
Клодина подошла к окну, щеки ее горели, тонкие брови мрачно сдвинулись. Чего только не выдумали придворная злоба и легкомыслие, чтобы бросить камни вслед ей, ушедшей оттуда для спасения лучшей части своего «я». И чем могла она оскорбить и озлобить только что вышедшего человека до такой степени, что он смел так больно уколоть едва успокоившееся сердце с виду шутливыми, но в сущности глубоко оскорбительными словами?
В саду, недалеко от окна, стояла колясочка с его ребенком. Может быть, он настолько огорчен смертью жены, придававшей такой блеск его положению, что мстит за это другим? Действительно, ему, видимо, тяжело выносить свою судьбу. Жену он потерял, а дочь ее хрупка и беспомощна, и все огромное богатство, оставленное принцессой, не может дать ей силы встать на ножки… Сколько споров и борьбы произошло уже из-за этого слабого создания! Бабушка, принцесса Текла, которая не могла успокоиться после смерти любимой дочери, сама отправилась в Италию просить, чтобы ребенка отдали ей, но барон резко и решительно отказал теще. При дворе говорили, что старуха хочет женить овдовевшего зятя на своей младшей дочери, принцессе Елене, чтобы внучка не попала в руки посторонней мачехи. Некоторые умники, знающие все на свете, утверждали даже, что молодая принцесса благосклонно смотрит на этот план, так как давно уже питает тайную склонность к прекрасному супругу сестры.
Принцесса Елена была красивее покойницы, но у нее были те же большие, неприятно блестящие глаза, которыми ребенок теперь пристально смотрел в лесную чащу. Девочка лежала в белых подушках, и ее тоненькие пальчики нервно дергали голубое атласное одеяло, рядом с колясочкой сидела старая няня, которая усердно вязала и оживленно рассказывала что-то ребенку.
Пол задрожал от шума экипажа, а в комнату вошла Беата, одетая для гулянья. Она взяла корзиночку земляники и повесила ее на руку Клодины.
— Для маленькой Эльзы, — сказала она, покраснев.
Она убрала сахар и пирог, и подруги вышли. На дворе стояла коляска с откинутым верхом. На козлах сидел барон Лотарь.
— Вперед, дорогая! — позвала Беата, видя, что Клодина остановилась на ступеньках, не решаясь принять такую любезность в Нейгаузе. — Эти красивые животные, — сказала она, указывая на отличных, нетерпеливо дергающих повода лошадей, — бегут, как кони самого солнца: они охотно сожгли бы нас!
Коляска быстро покатила между липами. Барон управлял горячими лошадьми без труда и как бы шутя. Он смотрел на поля и плодовые деревья, росшие вдоль дороги, но ни разу не оглянулся на сидевших в коляске.
Перед отъездом он взглянул в лицо Клодины и заметил ее нерешительность и отчужденность; она знала это, потому что встретила его полный насмешки взор, от которого кровь бросилась ей в лицо. И все же волей-неволей «Монтекки и Капулетти» должны были ехать вместе в красивой элегантной коляске, которая казалась клочком придворного блеска, оказавшимся в Полипентале.
Купаясь в лесных и полевых ароматах, в ярком солнечном свете расстилалась перед ними прекрасная, полная жизни равнина, по которой весело бежала стекавшая с гор речка, то блестя на солнце, то тихо пробираясь сквозь густую тень прибрежных ракит. Правда, порой под напором грозных ливней она дичала и становилась грозой своих берегов. Кто мог бы сказать, глядя на ее теперешнее спокойное течение, что она поглотила часть состояния Герольдов?
Вокруг, куда ни поглядишь, кипела работа перед вечерним отдыхом. Косы, как молнии, сверкали над падающей травой, в картофельных полях работали, согнувшись, целые ряды женщин, а на прибрежных лугах босоногие девочки пасли коз и гусей и в то же время вязали чулки. Сверху доносились равномерные удары топора. Приветливые возгласы со всех сторон встречали экипаж и получали такой же ответ, и Клодине впервые пришло в голову, что им, сидящим здесь в коляске, можно было не стыдиться перед этим тяжелым трудом: они не были трутнями в улье, они тоже работали — одна по врожденной склонности, а другая из стремления спасти свое самоуважение — стать полезной и создать благосостояние любимых людей.
На мгновение показалась над деревьями высокая крыша Герольдгофа, имения Альтенштейнов. Шесты для флагов еще стояли пустыми — горько оплакиваемый родной дом не принял пока новых владельцев. Но по дороге ехал тяжелый воз с мебелью, а следом за ним ящик с концертным роялем.
— Кажется, новые соседи перебираются, — сказала Беата, пристально посмотрев на проезжающие возы.
В то же мгновение барон Лотарь быстро обернулся к Клодине.
— Вы знаете, кто купил имение? — прервал он свое молчание внезапно, как следователь, желающий захватить преступника врасплох.
— Как я могу знать? — немного резко возразила она, неприятно задетая его тоном. — Мы стараемся забыть, что у нас когда-то был дом по ту сторону леса, и потому не выведываем, кто заместит нас.
— Этого еще и никто в долине не знает, — подтвердила Беата. — Наши лучшие деревенские кумушки бьются головой о стену, но и они понятия ни о чем не имеют. Иногда высказываются подозрения, что покупатель — богатый промышленник. То, что я видела сквозь покрышку воза, подтверждает это предположение: таким людям всегда недостаточно блеска и роскоши. Ужасно! Дымные фабричные трубы в нашей прекрасной, чистой долине!