Совиный дом
Шрифт:
— Видите ли, господин барон, — продолжала она, обернувшись к нему с неловким поклоном, — ни один человек не верит, что она ничего дурного не сделала, уж таков свет, и хотя бы она вырвала все волосы, доказывая свою невиновность, люди все равно думали бы, что она виновата. Я уж сколько раз вспоминала изречение, которое покойная госпожа написала в молитвеннике, подаренном мне ко дню конфирмации, посмотрите здесь, за изречением пастора, — она взяла с окна молитвенник в черном переплете с золотым обрезом и подала его Клодине.
«Блаженны
Книга задрожала в руках Клодины, она безмолвно возвратила ее.
— Оставьте его, дитя мое! — до странности резко прозвучал голос Лотаря. — Он был бы тяжелым мужем со своей склонностью к ревности и нравоучениям.
Плач прекратился, девушка вскочила.
— Нет, нет! Он такой добрый, хороший, я умру, если он не вернется!
— Можно многое пережить, малютка, — добродушно сказал Лотарь, — нелегко умереть от крушения своих надежд.
Клодина серьезно кивнула головой молодой девушке.
— Будь здорова, Лизабет, — сказала она, — не горюй о человеке, который не верит тебе.
— Ах, госпожа, не говорите так! — воскликнула девушка и отбежала от окна.
Клодина повернулась и пошла дальше, Лотарь шел рядом с ней.
Слова бабушки горели у нее перед глазами, по-новому освещая ее положение Что, если о ней самой уже шептались и сплетничали? И если верили этому? Если хоть один человек думал, что она забыла свою честь? Она вдруг обернулась к барону и взглянула на него вопрошающими, полными страха глазами.
Он спокойно шел рядом с ней. Нет, нет! Как могла она быть столь безумна.
— Площадка покинута, — заметил барон, — общество, кажется, в замке.
Действительно, под дубами было пусто, лакей, убиравший там, доложил, что их светлости уехали в Нейгауз, ее высочество ожидает фрейлейн фон Герольд у себя в комнате, а нейгаузовский экипаж будет прислан обратно.
Клодина повернула к замку Вечернее солнце золотило вершины деревьев и зажигало красным пламенем бесчисленные окна старого здания. Розовый отблеск лежал на всем, из маленькой сельской церкви несся вечерний звон.
— Всего хорошего, — сказал, останавливаясь, Лотарь. — Я хочу отыскать его высочество, чтобы проститься с ним. Вы ведь хорошо знаете здесь все ходы и можете обойтись без провожатого.
Его глубокий поклон она сочла за иронию. Клодина гордо наклонила голову. Она знала, что поверхностные родственные отношения, завязавшиеся между ними в деревенском уединении, теперь резко разорваны тем, что она оттолкнула непрошеные советы. Была ли она слишком резка? Она поколебалась, прежде чем идти дальше, потом очень быстро пошла по тенистой дорожке, выходившей на главную аллею.
На одном из поворотов показался герцог. Он снял шляпу и, держа ее в руке, пошел рядом с Клодиной. Он заговорил об устройстве парка и указал на клумбу, которая эффектно вырисовывалась на светлой зелени росших позади лиственниц.
— Где вы оставили барона, фрейлейн фон Герольд?
— Мой кузен только что расстался со мной, — отвечала она. — Если я не ошибаюсь, он хотел отыскать ваше высочество, чтобы проститься.
— А, ну он найдет меня. Я покушаюсь на него, хочу удержать на вечер, чтобы поиграть в бильярд; моя капризная маленькая кузина должна быть наказана.
Говоря это, герцог улыбнулся и внимательно посмотрел на Клодину.
— Вы, надеюсь, не были задеты этим ребячеством? — спросил он и вошел вместе с ней в большую аллею, ведущую к замку.
— Нет, ваше высочество, — отвечала Клодина, глядя омраченными глазами на замок. Около лестницы разговаривали двое мужчин, один из них оглянулся.
— Ей Богу, ротмистр, — сказал он тихо, — поглядите, как Людозик XIV выказывает свое почтение к Лавальер.
Другой промолчал, но удивленно посмотрел на пару, которая, казалось, так согласно шла по аллее. Наверху, в угольном окне у герцогини развевался белый платок, худое бледное лицо молодой женщины улыбалось.
Стоявшие с глубоким поклоном пропустили герцога и фрейлейн фон Герольд. Странно выглядела прекрасная подруга герцогини: жесткая складка лежала у ее губ, обыкновенно столь приветливых. Войдя в замок, она стала подниматься по лестнице так медленно и устало, как будто плечи ее давила тяжелая ноша.
«Теперь все прошло», — сказала она себе и вошла в покои герцогини.
— Клодина! — воскликнула молодая женщина, нетерпеливо ожидавшая у окна, и обняла ее. — Вас так долго не было. Я стала ужасно нетерпелива: когда вы ушли, мне хотелось пойти за вами, я действительно не могу быть без вас. Слышите, Клодина?
Она посадила молчавшую девушку рядом с собой на маленький диванчик в тени занавесок и заглянула в печальные голубые глаза.
— Бедняжка, вас перед этим задели; маленькая Елена плохо вела себя и будет наказана. Это история о гусе, который в присутствии лебедя желает обратить на себя внимание криком. Клодина, — продолжала шепотом герцогиня, — я снова увидела разницу между вами и другими! — Она пожала холодную руку молодой девушки. — Я так сердечно люблю вас, я хотела бы говорить вам «ты», когда мы одни. Не будет ли это нескромно?
— Ваше высочество, пожалуйста, — проговорила Клодина.
— Нет, без высочества, Клодина. Неужели ты думаешь, я стану говорить тебе «ты», если ты будешь называть меня «ваше высочество»? Я хочу, чтобы ты звала меня Элизой и тоже говорила мне «ты». Ах, пожалуйста, пожалуйста! Никто во всю жизнь так не обращался ко мне. Дай мне прекрасное, чистое сознание, что ты мне друг, а не подчиненная. Пожалуйста, пожалуйста, Клодина, скажи «да».
— Ваше высочество заглаживает незначительную неприятность слишком великой милостью, — взволнованно проговорила девушка. — Я не могу, я не имею права принимать это.