Совок 2
Шрифт:
— Ну вот и хорошо! Ты давай дежурь, а я завтра с утра выловлю Локтионова, посмотрим, что он скажет. Полагаю, что согласится, деваться-то ему с этой подводной лодки некуда.
Попрощавшись, я уже было направился в сторону остановки, когда Вова меня окликнул. Подойдя ко мне быстрым шагом, он почему-то замялся.
— Тут это.. Забыл. Короче, в суде я сегодня был. Липатникова с учебы вернулась, она просила тебя позвонить ей, — сообщив мне новость, друг развернулся и зашагал обратно.
Пожав плечами и почти не задумавшись об услышанном, я продолжил путь к остановке. Мне предстояло за сутки осмыслить сложившуюся объективную реальность и разработать многоходовое оперативное мероприятие. А, если не лукавить перед самим собой и называть вещи своими именами, многоэпизодное преступление.
Никаких сомнений в своей правоте я не испытывал. И угрызения совести при обдумывании, идущих вразрез с законом, замыслов меня не тревожили. Прививки от милицейской инфантильности эпохи застоя, полученные в девяностые, исправно сработали. Просто в голове все встало на свои места. Имитация мастурбации, которой занимаются менты здешнего времени, моим прагматичным сознанием окончательно была признана, как ничтожная несуразность и отброшена в сторону.
Теперь я думал, только о том, где мне в это позднее время найти бутылку водки, чтобы забыться до утра.
Глава 2
Голова мне сегодня нужна светлая, а таковой она сейчас не была. Бутылка водки, выпитая вчера в два стакана, помогла мало. Почти всю ночь мерещилась какая-то безликая и тоскливая хрень. Только под утро удалось провалиться в сон. Бороться с преступностью мне предстояло сегодня во вторую смену, стало быть, в кабинете Тарасова я должен появиться только в пятнадцать часов. Однако до развода у Слона мне еще нужно многое успеть. И прежде всего, надо было встретиться с Локтионовым. Сложившаяся ситуация никому из нас троих какого-то выбора не оставляла. Относительно Нагаева сомнения еще были. А вот то, что нас с Михалычем уже списали, я был уверен. Да, что там уверен, я это знал точно. И это знание мне вчера вбили не столько в голову, сколько и в душу. Осиновым колом вбили. Как вурдалаку на погосте. Не оставив мне никакого шанса избежать таких же упыриных методов в своих дальнейших действиях. А теперь я уже и сам не смогу по-христиански обойтись с теми, по чьей воле Сонька не проснулась сегодня со мной на соседней подушке. Многие знания, есть многие печали. Вот и меня сейчас корежило от того, что я знал, как в эти самые минуты на жестяном столе морга кромсают тело той, которую я любил. И люблю. Так что, слишком дорогой ценой обошлось мне это знание, чтобы сомневаться в нем.
Приведя себя в порядок и затолкав вовнутрь какой-то еды, я отправился в больницу к майору милиции Локтионову. Склонять его к совершению тяжкого преступления. А заодно и на мятеж против системы.
— Ты сам-то понимаешь, что ты сейчас мне сказал? — угрюмо поинтересовался мой непосредственный начальник.
В больничный двор я его вытащил за руку прямо из процедурного кабинета. Выслушал майор меня не перебивая. На смерть Софьи он отреагировал профессионально. То есть, без эмоций. Меня это царапнуло, но, вспомнив, сколько раз я сам также воспринимал смерти чьих-то близких, я задавил в себе вспыхнувшую неприязнь. И тем более, произнесенная им сейчас фраза мне очень не понравилась.
— Понимаю. Очень хорошо понимаю! У меня было время подумать, Михалыч. Ты не сомневайся, я сейчас с тобой очень обдуманно свои противозаконные намерения обсуждаю!
Глаз от тяжелого взгляда майора я не отводил. Мне самому хотелось многое в нем рассмотреть и понять. Прежде всего, мне хотелось знать, Локтионов сейчас проверяет меня на осознанную твердость в озвученном мной умысле или это я изначально в нем ошибся? Если он елозит жопой, потому что проверяет меня, то это даже хорошо. А вот, если он сейчас пытается спрыгнуть с решения вопроса, то, наоборот, все очень плохо. Тогда он становится опасным.
— Что собираешься делать? — наконец перестав давить меня взглядом, поинтересовался майор, — Ты ведь уже что-то придумал?
— Придумал. Но ты мне не ответил, ты в деле? — я не отводил взгляда от его лица, пытаясь разгадать ход его мыслей. — Нагаев с семьей в понедельник в отпуск свалит и потому, может, еще уцелеет. Ты тоже собираешься в бега уйти? Как долго ты готов скрываться, Михалыч? Насколько у тебя хватит денег и здоровья? — безжалостно намекнул я ему про его недолеченную язву. — Через месяц тебя со службы за прогулы выпрут и кому ты будешь нужен? Правильно! Только комбинатовским. Уж они про тебя, точно, не забудут!
— А ты не перегибаешь? — скорее по инерции, чем искренне сомневаясь, вяло поинтересовался сникший Локтионов, — Откуда у тебя такая уверенность, что твою женщину убили? И почему думаешь, что это с нашими делами связано?
— Я не думаю, я точно знаю. Нет у нас шансов. То, что этих гандонов наши с тобой коллеги на уровне области покрывают, ты и без меня понимаешь. Но это бы еще полбеды. Плохо то, что здесь обком завязан. На уровне одного из завотделом. И это только то, что мне сейчас известно. Но, в любом случае, даже при таком раскладе, сам понимаешь, не по зубам нам эта шайка! Если по шаблону начнем действовать.
— Пошли, прогуляемся! — встал с лавки неожиданно до охерения нерешительный майор.
Мы молча нарезали круги по неухоженному больничному скверику. Время от времени я, не скрывая своего нетерпения, бросал взгляды на свои наручные часы. Прошло уже минут десять, а Локтионов все никак не мог решиться. Ни на бунт против системы, ни на уход в свою палату. Меня уже поджимало время и я остановился на месте. Пройдя по инерции еще несколько шагов, Михалыч твердым голосом прежнего Локтионова, не оборачиваясь рыкнул.
— Ну чего ты встал, Корнеев? Пошли! И выкладывай, что ты там удумал?!
Вчера в «Светлане» я не только общался с сониными сотрудниками. Разумеется, материал по наезду в Ленинском зарегистрировали не как убийство, а как обычное дорожное и потому обысков по месту работы и жительства Софьи не производили. Меня в универмаге уже хорошо знали и поэтому беспрепятственно запустили в ее кабинет. И даже оставили там одного. В течение часа я просмотрел ящики стола, пролистал ее ежедневник и страницы календаря за последний месяц. Бухгалтер Тоня, сидевшая вчера за секретаря в приемной, оказалась очень интересной собеседницей. Среди прочей информации, она выдала главное. В управление торговли Софья вчера поехала на встречу с неким товарищем Суриным. Который от обкома проводил в Торге выездное профильное совещание. Просмотрев телефонный справочник руководства области, который лежал там же, на софьином столе, я обнаружил только одного человека с такой фамилией. Сурин Илья Петрович был указан в качестве заведующего отделом легкой и пищевой промышленности обкома КПСС. Других Суриных среди указанной обкомовской номенклатуры не было. Для уверенности, я на всякий случай, просмотрел и телефоны облисполкома. Другого Сурина не было и там.
Бухгалтер Антонина закольцевала мою мысль, уже полчаса тревожившую меня после того, как на вчерашней странице перекидного календаря Софы я прочел запись «Встретиться с И.П. для Сергея!!!». Время стояло 12-20. То есть, за сорок минут до убийства. И эти три восклицательных знака. Склонностью к излишней патетике Соня не страдала, следовательно, вопрос был действительно важный. По всему, они были знакомы достаточно хорошо и робости она не испытывала, если могла обратиться за доверительной консультацией к высокому партийцу. При такой-то родне, это не мудрено.