Совок
Шрифт:
Слоник наконец-то выдохся и обессиленно опустился на посетительский стул в общем ряду у стены. Подняв глаза, он с ненавистью изучал мою почтительно-скорбную физиономию. Теперь уже точно бить не будет, облегченно подумалось мне.
– Корнеев, бл#дь, ну на хера?! И без того вторые сутки вся прокуратура области на ушах стоит! Ни областной, ни городской прокуроры не знают, что с твоим Ягутяном делать! Начальник областного УВД нашего шефа два часа на ковре раком ставил, все выпытывал, за что-же тот надзорного прокурора так изощренно сожрать решил. Ты не поверишь, Сережа, но никто заверения Макарова всерьез
Первый закон криминалитета гласит: «Сознаешься - меньше дадут. Не сознаешься – вообще ничего не дадут!». Его я и решил придерживаться.
– Товарищ майор, ну я-то здесь каким боком, если Мартынюк сам идиот? Старший группы Савинов дал указание помочь ему с анализом, я и помог. С маковой соломкой я работать умею, потому и провел за него экспресс, а с опиюшкой на бинтах я дела никогда не имел, методики не знаю, потому и не стал связываться. А то, что Вася, как дитя малое, все в рот тащит, я не виноват! – в глаза Тарасова я смотрел самым открытым и честным взглядом, на который только был способен.
В ответ заместитель начальника РОВД по службе смотрел на меня с печалью во взгляде и безучастно качал головой, как китайский болванчик. Только не из стороны в сторону, а сверху вниз.
– Ты, Сережа, мало того, что наглец и беспредельщик, ты еще и своего начальника практически в глаза идиотом сейчас объявляешь! – Слон без особых ярких эмоций, если не считать горькой укоризны во взгляде, осуждающе смотрел мне в глаза. – Ты кому сейчас по ушам пытаешься ездить, сынок? Ты же еще по малолетству в штанишки писался, а я уже жуликов ловил! – Тарасов встал и подойдя к подоконнику, налил в стакан воды из графина.
– Дело даже не в том, что у Мартынюка тесть заместитель начальника ХОЗУ УВД. И не в том, что теперь весь личный состав Советского РОВД, включая баб, будет получать вещевое довольствие исключительно не ниже пятьдесят шестого размера. – Тарасов так и стоял, позабыв про стакан в руке, – Беда в том, Корнеев, что этот анекдот про Мартынюка и бабские причиндалы нам всем еще ох, как аукнется! Не то время ты для шуток выбрал, лейтенант! Не то.. – Слон, так и не пригубив, поставил стакан на стол и задумался. – А Васе надо будет на родину к себе, в Пензу переводиться, – машинально закончил он, – Не получится у него теперь служба в нашей области…
– А ты моли бога, Корнеев, чтобы они сейчас там в областном ЭКО вытяжку из этих бинтов выпаривать не затеялись! Таких идиотов, как Вася, там, конечно же нет, но мало ли! – безучастно пожал плечами Анатолий Иванович. И, еще, ты крепко думай, что в прокуратуре говорить будешь, просто так они от тебя не отцепятся! Твое счастье, что не все у них там Ягутяна любят. Ладно, иди…
Да уж, неуправляемые гормоны юноши бледного со взором горящим, воистину, есть явление непредсказуемое и порой опасное. Очень сложно
Фраза Тарасова про Ягутяна и прокурорскую ответку, сознание царапнула и я пошел звонить Боровиковой. Надо встречаться и договариваться о согласованной обороне. Тетка она взрослая и жизнью битая, а стало быть, находясь с ней в одном окопе, можно и откусаться. Щекаевский кабинет встретил меня закрытой на замок дверью и я пошел звонить в дежурку.
В комплексе мне были рады и уже через пятнадцать минут после встречи я вкусно обедал в компании с Боровиковой. Чтобы не светиться в общем зале, накрыть стол директриса распорядилась в банкетном. Только теперь, почуяв запахи общепита, я понял, насколько проголодался.
– Спасибо вам, Сергей Егорович! – уже в который раз возблагодарила меня директриса, – Как хорошо без этих поганцев стало!
– Не за что, Людмила Васильевна, мы с Нагаевым свою работу сделали, только и всего, – я с удовольствием поглощал солянку, перед этим меньше, чем за минуту расправившись с плошкой салата, – Вкусно стали кормить у вас, раньше похуже было! – не подумав, но зато искренне ляпнул я.
– Так я, как пришла в комплекс, через неделю, кроме посудомоек, всю бригаду поваров уволила. Ладно бы только тащили, так они еще и людей кормили безобразно. Пыталась говорить с завпроизводством, но понимания не нашла. Пришлось новых поваров набирать, – пожалилась Боровикова.
– Золотой вы руководитель, Людмила Васильевна! С вами, наверное, приятно было бы работать. У вас тут в комплексе какие-нибудь вакансии есть? Это я к тому, что, если меня со службы попрут, возьмете на работу?
Боровикова, пьющая в этот момент морс, поперхнулась и закашлялась. Встав и обойдя стол, я аккуратно похлопал ее по спине, стараясь не попадать по выпирающим через блузку застежкам бюстгалтера.
– Почему? За что вас попрут? – откашлявшись и промокнув глаза салфеткой, обеспокоенно спросила она. – Из-за этих подонков?
– Извините, Людмила Васильевна, это я так пошутил неудачно. Подонки арестованы и месяца через два поедут лес валить или шить рукавицы. А вот их прокурорский дядюшка крови нам с вами может еще попить, – едва успевшая оправиться от кашля, хозяйка комплекса вновь тревожно нахмурилась.
– Но, если мы с вами, дражайшая Людмила Васильевна, будем действовать правильно и говорить только то, что нужно, то все будет хорошо. Уж вы мне поверьте! – успокоил я нашу с Вовой союзницу по борьбе с этнической преступностью. – А можно добавки? – бестактно поинтересовался я, ткнув вилкой в пустую тарелку из-под картошки по-деревенски.
– Да конечно же можно! – обрадованно захлопотала Боровикова, – Валя! – позвала она немолодую полную женщину, поглядывавшую в нашу сторону от прикрытой двери, – Сергею Егоровичу твоя картошка понравилась, добавки просит! И мне попить еще, будь добра, принеси пожалуйста!
Тетенька в белом заулыбалась и скрылась за дверью. А я начал подробно инструктировать Боровикову, как ей и ее подчиненным нужно себя вести с прокурорскими. Что можно им говорить, а, самое главное, чего говорить не стоит ни при каких обстоятельствах.