Совокупность М.

Мусатов Анатолий Васильевич

Глазам не на чем было остановиться. Всё вокруг было затянуто серой, неразличимой пыльной пеленой пепельного цвета. Она скрадывала свет. Тени исчезали на ней, как на ровной, без единой складки, поверхности. Камни и весь рельеф казались вырезанными из картона и наклеенным на такой же плоских задник. С трудом приспосабливая зрение Максим едва мог различить расстояние между ними. Он растерянно озирался. Ветер по-прежнему гнал песок мимо него, огибая валуны, создавая этим видимость перспективы.

Эта текучая масса производила впечатление легкой и невесомой материи, так как уже не отличалась по цвету от остального

ландшафта, полностью сливаясь с ним. Мимо него длинными дымными тяжами проносились полупризрачные тени. Их стало гораздо больше со времени появления первых в начале пути. Сполохи вносили в удручающее единообразие цвета темно-серые оттенки. Но они только подчеркивали давящий чувства колорит бесконечной пустыни.

Максим не сразу понял, что могло породить такие перемены. Когда он понял в чём дело, то сразу покрылся обильной испариной, как будто ему и вправду стало невыносимо жарко. Все вокруг словно было выжжено необычайным жаром. Телом он не ощущал его, но умом понимал, что окружен пеклом. Максим будто находился в невидимом коконе и мог только видеть этот, сожженный дотла, до праха и золы мир, и слышать его звуки.

Максим настолько он был поражен открывшейся перед ним картиной апокалипсиса, что не сразу услышал доносившийся со всех сторон, полный жути и страданий, вой. В нём как будто смешались тысячи оттенков человеческой боли и тоски. Этот непрерывный вопль-стон ворвался в его мозг. Он обрушился на него с сокрушительной силой взрыва, грохотом сокрушаемой Вселенной!

И тем более было невероятно, что среди этого первородного источника какофонии, Максим вдруг услышал звуки, вовсе невозможные среди этой массы овеществлённых звуков: «Кхе… кхе…». Возникшие в его голове, они сразу перекрыли все остальные. Наступила тишина.

Оглушенный и потрясённый увиденным, Максим поднял глаза. Прямо перед ним, шагах в пяти, на камне сидел человек. Он был в плаще с наброшенным на голову капюшоном такого же неразличимо-пепельного цвета, как и всё вокруг. Капюшон полностью закрывал лицо, лишь борода, концом острого клинышка серела из-под кромки. Его фигура почти слилась с фоном, и лишь черный посох, тонкой, неровной линией прочеркивал её от ног до багровой кромки неба над его головой.

Человек шевельнулся, осыпая со своих плеч тончайшую пудру пепла:

– Ну, что ж, вот ты и добрался…

Его голос был густ, с оттяжкой в хрипотцу и чуть свистящ. Своим звучанием он производил впечатление такой же невесомости и праха.

– Кто ты? Зачем я здесь?! Что тебе надо?! – чуть ли не закричал Максим.

– Погоди… не стоит горячиться! На всё ты получишь ответы…

Фигура повела рукой, указав пальцем на соседний камень.

– Нам о многом надо поговорить. Мы с тобой только в начале пути, а потому не трать свой запал и присядь. Можешь задать свой первый вопрос. Хочу тебя предупредить, если хочешь узнать, где ты, и почему ты здесь. Обдумывай свои вопросы тщательнее, не торопись, от них будут зависеть последующие. У нас с тобой впереди много времени, можно сказать, вечность…

– Я умер? Где я?

Максим скорее машинально выдавил из себя эти слова. Сознание отказывалось воспринимать действительность. Осыпанная пеплом фигура источала ужас. Он стал воплощением того вселенского страха, который сопровождает человека с первых мгновений его жизни. Фигура неспешно подняла посох. Указав на далекие сполохи, опоясывающие горизонт, пророкотала:

– Умирают вон там… Не таких вопросов я жду от тебя. Напрягись и обдумай хорошенько, что следует спросить. Я жду…

Максим часто полагался на свою интуицию. Вот и сейчас эта пара слов наитием сорвалась с его губ:

– Кто ты?

Максим скорее почувствовал, как сидящая напротив фигура, чуть заметно усмехнулась:

– Резонно. Многие начинают с этого… Как ты сам думаешь, кто перед тобой?

– Не знаю… если бы знал, то не спросил бы.

– И это резонно, – всхрапнула густым обертоном фигура, отчего с ее капюшона тонкими невесомыми струйками ссыпался пепел. – А потому не заставлю тебя более напрягаться в поисках ответа. Оставлю эту задачку на потом, когда тебе действительно придет пора найти ответ. А пока можешь звать меня М.

Фигура оперлась одной рукой на посох, а другой медленно сдвинула назад капюшон. Максим с удивлением увидел, как ему открылось, похожее на мумию, лицо, но при этом не потерявшей ни единой живой черты. М. глянул на Максима черными провалами зрачков:

– Твой первый вопрос был, скорее, импульсивен, чем обдуман, но задать его все же стоило… Итак: «я умер…».

М. хмыкнул, скорее доброжелательно, чем иронически:

– Почему люди, оказавшись в такой ситуации, которую не в состоянии объяснить, именно так и думают. Но они потому так думают, что все представления о загробной жизни были построены на рассуждениях самих же людей. А так как страх смерти изначально сопровождал их со времен пращуров, воображение, несмотря на достижения цивилизации, продолжало рисовать в их умах весьма примитивные способы его воплощения.

Максим собрался с духом и осторожно едва слышно проронил:

– Может, ваши доводы и рассуждения неоспоримы, но я лично никак не связываю свои представления о смерти на основании воображаемых глупостей.

– Похвально… Это указывает на то, что твоим поводырем в жизни является интеллект и здравый смысл. Не многие могут этим похвастаться.

– Я так не думаю, – ответил Максим. – Мои приятели и знакомые вполне здравомыслящие люди.

М. издал несколько глухих, рокочущих звуков. Максим понял, что он так засмеялся:

– Это пока они здоровы и молоды! Если бы ты смог покопаться в глубинах их сущностей, ты бы поразился той бездонной пропасти страха смерти, которую эти люди прикрывают в меру возможностей своего интеллекта и здравого смысла разнообразными философскими байками или религиозной шелухой.

– В этом, я думаю, наверное, есть свой смысл. Раз мы смертны, то хотя бы отпущенный нам срок затушевать этими… атрибутами, которые вы только что упомянули, – аккуратно подбирая слова, ответил Максим.

– Как сказать… – с нотками снисхождения ответил М. – Те, кто запудривает мозги своих ближних высокомудрой дурью, делает самое мерзкое и страшное дело. Cонм всевозможных религиозных проповедников своими химерами уводят людей от истины и правды жизни. Срок, отпущенный человеку для жизни, можно было бы потратить с пользой для себя. Есть и другая беда вашей цивилизации, - псевдофилософы и прочий околонаучный сброд вбивают в головы людей ложные понятия нравственности, морали и меркантильной выгоды, – ернически закончил М.