Совр.опыт оглашения, Крещения и воцерковления. Опыт Санкт-Петербургской епархии.

Церковь есть продолжающееся в истории Боговоплощение Христа Спасителя. Христос не только неотступно пребывает, но и непрестанно экклезиологически умножается в исторической жизни мира подвигом сознательной веры и нелицемерной любви откликнувшейся на Его призыв твари. Рост церковного Тела не может прекратиться так же точно, как не может прекратиться его сверхъестественная жизнь (ср. Мф. 16:18). От зарождающей эпохи Пятидесятницы до завершающей эпохи Апокалипсиса мистическая плоть церковного Организма будет неизменно расширяться и обновляться каждым новым членом-христианином. [1] Каждым новым человеком, решившимся однажды, подобно апостолу Фоме, засвидетельствовать при встрече с воскресшим Христом об окончании своих поисков и непреложности своего выбора словами: «Господь мой и Бог мой» (Ин. 20:28). [2]

Поиск и выбор в человеческой жизни — явление общераспространенное: мы постоянно кого-нибудь ищем и постоянно что-нибудь выбираем. Но чем серьезнее поиск, тем сложнее выбор: искать работу и искать смысл — не одно и то же, выбирать спутника жизни и выбирать веру затруднительно, но не в равной мере… Поверить Благой Вести, быть может, труднее всего, сказать Христу: «Ты мой Бог» просто невозможно без дара благодати Святого Духа. Но, вместе с тем, дар подается трудившимся, готовившим в себе почву для даровосприятия. Самостоятельный подвиг такого

труда — удел очень немногих, основная масса людей нуждается в поддержке, в помощи тех, кто подобный путь уже проделал и имеет, что передать. В этом смысл и богословское основание не только миссионерской проповеди, но и огласительной беседы (Мф. 28:19–20). В этом причина, по которой церковному рождению в таинстве Крещения должен предшествовать определенный период плодоношения: вынашивания своей веры в глубинах своего естества, в общении с теми, кто поставлен быть детоводителями, следить за тем, чтобы плод родился здоровым и своевременным.

Традиция подобного «детовождения» в древней и современной общецерковной, а в особенности русской богослужебной жизни, — главная тема данного исследования. При всей значимости и самостоятельности темы Крещения, его практическое осуществление в исторической жизни Церкви рассматривается нами лишь в качестве иллюстрации онтологической связи между предварительным научением и вхождением в Церковь посредством Таинства.

В древней Церкви оглашением или катихизацией называлась тщательная подготовка обратившихся в христианскую веру к вступлению в Церковь через Крещение. По мнению некоторых богословов, традиция продолжительного оглашения появилась не сразу: «В апостольское время крещение следовало непосредственно за исповеданием веры во Христа без предварительной подготовки. Для христиан из иудеев такая подготовка была ненужной, а что касается христиан из язычников, то ее заменяла апостольская проповедь. Когда прошло исключительное в истории Церкви время апостольской проповеди, от желающих вступить в Церковь стало требоваться предварительное обучение». [3] Действительно, для обратившихся иудеев новизна апостольского свидетельства заключалась поначалу лишь в личности пришедшего Мессии Иисуса, чье богочеловеческое достоинство, неповторимо выразившееся в событиях Воплощения, Воскресения и Вознесения, а также в ниспослании Святого Духа на учеников в день Пятидесятницы, — становится основным предметом религиозной веры первых иудеохристиан. [4] Другое дело язычники, для них богочеловечество Иисуса Христа и дарованное Им спасение падало «как бы с неба», и поэтому для них нужда в серьезном предварительном оглашении являлась естественной необходимостью. Поэтому очень скоро практика «незамедлительного» крещения обратившихся язычников (Деян. 8:35–37) [5] стала сосуществовать, а в итоге уступать место другой также апостольской традиции крещения и воцерковления связанной с продолжительным оглашением (ср. Деян. 18:25–27; 20:31; Лк. 1:4). Строго говоря, сама заповедь Христа о Евангельской проповеди: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам…» (Мф. 28:19–20), не допускает иной схемы апостольской миссии и тайносовершения, чем та, которая последовательно отражена в словах Господа: идите, научите, крестите.

Об этом же порядке приема в Церковь свидетельствует раннехристианская письменность. В древнейшем памятнике церковной литературы послеапостольского периода Дидахе уже содержится четкий катихизический элемент. По мнению исследователей «Учение о двух путях» не что иное, как традиционная схема систематизированного христианского оглашения. [6] Вполне определенные указания на практику катихизации мы находим у св. Иустина Философа. Он говорит о том, что всех, кто поверит тому, что «это учение и слова наши истинны, и обещается, что может жить сообразно с ними, тех учат, чтобы они с молитвой и постом просили у Бога отпущения грехов». [7] «Ерм в своем Пастыре упоминает о тех, кто слушает слово и желает принять крещение. У Тертуллиана мы уже встречаемся с самим термином cathechumenus… [8] Климент Александрийский именует оглашенных слушателями. Ориген говорит о двух группах оглашенных: 1) те, кто еще не допускались на собрание и 2) те, кто допускались. У Ипполита Римского наряду с группой оглашенных мы находим вторую группу: это те же оглашенные, которые по окончании обучения признаны были достойными принятия крещения… Срок пребывания в разряде оглашенных колебался в зависимости от эпохи, но с III века наиболее обычным сроком пребывания было два или три года. Однако это время могло быть удлинено или сокращено, так как пребывание в разряде оглашенных, по выражению Ипполита Римского, определяется не временем, а поведением. Так, например, Эльвирский собор удлинил для жрецов время пребывания в разряде оглашенных до трех лет, вместо обычных двух. Наоборот, болезнь могла сократить огласительный срок до минимума», [9] однако, с условием, что в случае выздоровления «крещеный-клиник» пройдет традиционную катихизацию. Что же касается существенной стороны наставления в вере, т. е. объема и содержания огласительных бесед, то они также не могли быть одинаковыми. «Иначе, без сомнения, должны были наставлять людей необразованных и простых, и иначе — образованных и ученых. На такое различие наставления приспособительно к степени умственного состояния мы находим определенные указания у блаженного Августина. В своем трактате «De catechizandis rudibus» он весьма ясно и подробно говорит о том, чему и как учить людей разного образования, людей уже знакомых с христианством или напротив, не искренно к нему расположенных». [10]

Обязанность обучения катихизируемых лежала как на представителях клира, так и на богословски образованных мирянах, и те и другие совершали вероучительное тайноводство в служении словом. В целом ряде мест на протяжении многих столетий существовали огласительные училища, образование в которых по глубине и охвату предметов не уступало академиям язычников. [11] Так было в Риме при свв. Иустине и Ипполите, в Эдессе, Антиохии и конечно же в Александрии, начиная со времен Климента и Оригена.

Достигнув высшего расцвета в IV–V веках, традиция оглашения начинает постепенно приходить в упадок. В Византии VI века мы наблюдаем ее стремительное умаление. Главной причиной этого «умаления» является то обстоятельство, что, начиная с V века, почти исключительным контингентом крещаемых в Византии становятся младенцы. Крещение взрослых происходит все реже и реже, но даже по отношению к ним практика оглашения применяется в значительно упрощенном виде. [12] Весь уклад жизни Империи этого времени становится формально христианским, так что сама жизнь до некоторой степени заменяет оглашение. В Х веке мы уже сталкиваемся с чисто символической попыткой сохранить, а точнее формально обозначить былую катихизическую традицию на детях, крещаемых в отроческом возрасте. [13] «В Константинополе, — пишет о. Михаил Арранц, — детей не крестили очень рано. Они подходили к крещению постепенно: в 8-ой день им нарекали имя перед дверями храма, на 40-ой день они воцерковлялись, становились христианами, как говорят источники, еще перед самим крещением. Они становились оглашенными «иже ко просвещению», на 4-ой неделе Великого Поста вероятно несколько лет спустя (выделено мной — Е. Г.). Они отрекались от диавола и сочетались Христу в Великую Пятницу…. И наконец, на Вечерне Великой Субботы они получали крещение и миропомазание от рук Патриарха в баптистерии, пока в храме читались Паремии». [14] Однако вскоре, ущербность подобной практики становится очевидной даже для самых ярых сторонников сохранения формального оглашения, так что уже к ХII веку мы не встречаем в Византии срока, оставленного для подготовки к крещению детей большего, чем сорок дней, что фактически совпадает с днями послеродового очищения матери.

* * *

«Христианство само в себе одно; но народы, его содержащие, различны… Мы, русские составляли с греками одну церковь; но мы вовсе не составляли с ними одного духовного целого в отношении к просвещению. Следовательно, у нас христианство могло воспроизвестись в нашем смысле не только несколько отлично от них, но и совсем в своем особом образе». [15] Без учащих нет научения; и по-настоящему научить может лишь тот, кто сам действительно научен…

Отсутствие в древнерусских летописных источниках фактического материала огласительного характера не позволяет исследователям вопроса о крещении Руси св. князем Владимиром идти дальше смелых сравнений и широких предположений, впрочем, не лишенных иногда исторической правдоподобности. Так, например, известный церковный ученый Е. Голубинский считает, что определенное систематическое оглашение нашего народа все-таки имело место: «Когда предстояло крестить целый народ, то, конечно, не могло быть и мысли о том, чтобы везде наставить в вере всех и каждого; в подобных случаях уже по неизбежной необходимости большая часть людей исполняет простой приказ. Но если не было возможности нигде наставить всех, то была возможность везде наставлять некоторых… Можно и должно предполагать, что на те отдельные лица, которые по тем или другим причинам имели особенный авторитет между своими согражданами, было обращено особое внимание посредством людей особенно на это способных». [16] Очевидно, что последними могли быть только сами крестившие нас греки и возможно помогавшие им священники-болгары. [17] И тех, и других на огромные массы крещаемого населения Руси было явно недостаточно. Через определенный промежуток времени в новой Поместной Церкви, как и в любой другой, появляется своя национальная иерархия; число духовенства растет, но проблема остается. «Пастыри берутся из народа; и если нет просвещения в народе, то неоткуда взять и просвещенных, способных на должном уровне исполнять обязанность учительства, пастырей». [18] Отсюда естественная слабость древнерусского церковного оглашения: во-первых, потому что с самого начала для катихизации взрослого языческого населения Руси использовалась поздневизантийская практика сокращенного «детского» оглашения (разумеется речь идет о хронологических рамках); во-вторых, даже такие чересчур мягкие требования для вступления в Церковь не реализовывались в огласительной деятельности нашего духовенства не по лености, а по неспособности. И то, и другое положение документально подтверждается нашими церковными источниками XI-ХIII столетий. Так, в новгородской церкви XII века огласительные молитвы для болгарина, половца, чухонца начинались за сорок дней, для взрослого славянина за восемь, молодого же отрока-славянина крестили вовсе без научения, впрочем, с формальной оговоркой, «что, если бы он подготовился несколько дней, было бы гораздо лучше». [19] «Вероятно, предполагалось, — пишет по этому поводу Голубинский, — что инородца язычника гораздо труднее научить начаткам христианской веры, чем язычника русского, который, живя прежде среди христиан, мог приобрести уже некоторые предварительные о ней понятия. Очень может быть также, что имелось в виду и то соображение, чтобы слишком большою продолжительностью приготовления не отталкивать русских, еще остававшихся в язычестве, от принятия христианства». [20] Если почтенный историк прав, то напрашивается очевидный вопрос: а достаточно ли восьми дней оглашения для вчерашнего, хотя бы и знакомого с христианством, язычника; не свидетельствует ли вековая история русского двоеверия об отрицательных последствиях этой ускоренной катихизации? Увы, но практически всегда духовные законы работают одинаково: чем меньше и поверхностней готовят человека к восприятию Церкви как тайны, тем больше он воспринимает ее как магию… О том, что вероучительного наставления явно не хватало, говорит еще и тот факт, что из сорока дней, отведенных на подготовку к крещению взрослого инородца, собственно «изустное наставление» занимало не больше одной пятой от общего срока. Остальное время оглашения проходило «в молитве и действе пресвитерском», [21] сообщавшем более ощущения, нежели мысли…

Что же касается «учительной немощи» самих учителей, то здесь недостатка в фактическом материале явно не наблюдается. [22] К счастью, текстуальное обнаружение этих «грустных» примеров духовного невежества не является задачей данного исследования; а в качестве слабого национального утешения можно сказать лишь то, что другого результата в сложившихся обстоятельствах, для страны еще во многом варварской, просто и быть не могло. «Остается подивиться, — пишет профессор А. В. Карташев, — насколько русскому стихийному человеку казался противным и тот невеликий умственный труд, какой требовался для постижения искусства чтения (что уж говорить о богословских глубинах, — Е. Г.). Предпочитали медленное, путем долголетней практики, механическое затверживание наизусть со слуха всех церковных чинопоследований». [23]

Традиция детского оглашения претерпевает в древнерусской церковной жизни определенные изменения, совершенно аналогичные вышеуказанной эволюции детского оглашения в Византии VI-ХII веков. Практика длительного трехгодичного приуготовления, в случае крепкого здоровья ребенка, какое-то время существовала в нашей Церкви при греческом митрополите Иоанне (ум. 1080 г.), но, очевидно, не получила широкого распространения и закончилась вскоре после его смерти. [24] Затем, практически до XIV века, общераспространенным «огласительным» сроком становятся сорок дней со дня рождения младенца, но уже в ХV веке считается условным и этот минимум, детей крестят «по первому требованию», и это «безразличие» становится обычной нормой для всех последующих столетий. [25]