Современная американская повесть

Капоте Трумен

— Адриенна, милая! Я не знаю. Богом клянусь, не знаю! Я его не видела.

— Тиш… ты меня не любишь, но…

— Адриенна, мы с тобой немножко повздорили, но это ничего. Это нормально. Это не значит, что я плохо к тебе отношусь. Мне и в голову не придет делать что-нибудь во вред тебе. Ты же сестра Фонни. Раз я его люблю, мне и тебя надо

любить, Адриенна…

— Тиш… Увидишь его, позвони мне.

— Да. Да. Да, непременно!

— Прошу тебя, позвони! Мне страшно, — совсем другим голосом, тихо проговорила Адриенна и повесила трубку.

И я тоже повесила трубку, в дверях повернулся ключ, вошла мама.

— Тиш, что с тобой?

Я добралась до кресла и села.

— Звонила Адриенна. Она разыскивает Фрэнка. Говорит, что его выгнали с работы и что он совсем пал духом. Адриенна, бедняжка, сама не своя. Мама… — И мы впились друг другу в глаза. Лицо моей матери было неподвижно, как небо. — Папа виделся с ним?

— Я не знаю. Фрэнк к нам не заходил.

Она бросила сумку на телевизор, подошла и положила мне руку на лоб.

— Как ты себя чувствуешь?

— Устала очень. И странно как-то.

— Дать тебе немножко коньяку?

— Дай. Спасибо, мама. Это ты хорошо придумала. От коньяка, может, у меня желудок наладится.

Она ушла на кухню, вернулась с коньяком и дала мне рюмку.

— У тебя там что, непорядки?

— Немножко. Ничего, это пройдет.

Я потягивала коньяк и смотрела на небо. Мама стояла, глядя на меня, потом опять ушла. Я все смотрела на небо. Оно будто хотело сказать мне что-то. Я была одна, в каком-то незнакомом месте. Все притихло. Даже ребенок притих.

Шерон вернулась.

— Ты сегодня видела Фонни?

— Да.

— Как он?

— Он замечательный. Его били, но он не побит. Понимаешь? Он замечательный.

Но я была такая усталая, помню, и говорила-то через силу. Что-то вот-вот случится со мной. Я чувствовала это, сидя в кресле, глядя на небо

и не двигаясь. Мне оставалось только одно — ждать.

Пока не изменится путь мой.

— Кажется, Эрнестина раздобыла остальные деньги, — сказала Шерон и улыбнулась. — У своей актрисы.

Я еще слова не успела вымолвить, как раздался звонок, и Шерон пошла открывать. Что-то в ее голосе там, у двери, заставило меня вскочить с места, и рюмка с коньяком полетела на пол. Мне до сих пор помнится лицо Шерон, она стояла позади Джозефа, и мне помнится лицо моего отца.

— Фрэнка нашли, — сказал он, — далеко-далеко вверх по реке, в лесу. Он сидел в своей машине с запертыми дверцами, мотор был не выключен.

Я опустилась в кресло.

— А Фонни знает?

— Вряд ли. Пока еще не знает. Узнает только утром.

— Я поеду скажу ему.

— До утра ты туда не попадешь, дочка.

Джозеф сел рядом со мной.

Шерон резко спросила меня:

— Ты что, Тиш?

Я открыла рот сказать сама не знаю что.

Когда я открыла рот, дыхание у меня перехватило.

Все куда-то исчезло, остались только глаза моей матери. Глубокое бездонное понимание протянулось от нее ко мне. Потом я уже ничего не видела — только Фонни. И я закричала, и сроки мои пришли.

Фонни работает по дереву, по камню, насвистывает, улыбается. И где-то далеко, но все ближе и ближе слышится плач, плач, плач, плач, плач, плач, плач, плач, плач ребенка, точно он задумал пробудить мертвых.

____________________

JAMES BALDWIN. If Beale Street Could Talk Перевод Н. Волжиной