Современная болгарская повесть
Шрифт:
Перед моим столом стояла Эми и смущенно улыбалась. Она была в черном плаще, застегнутом на все пуговицы. Если можно сказать о ком-нибудь, что он неуместен в адвокатской конторе, то в отношении Эми это было именно так. Словно ласточка, попавшая в барсучью нору, — если попытаться отыскать сравнение.
— Я хочу поговорить с вами, — сказала Эми.
— Разумеется, Эми, мы поговорим. Ты подожди немного.
Ласточка робко осмотрелась, не видя, где можно подождать.
— Я еще не кончил, — недовольно брюзжал злополучный кандидат в пенсионеры. —
Я взглядом показал Эми на дверь и ободряюще улыбнулся.
— Я тебя позову.
Эми вышла. За пять минут я попытался разбить гранит логики моего клиента — если все получают пенсии, почему он не может получать? Но из этой затеи ничего не вышлю. Тогда я предложил ему зайти снова через несколько дней. Это компромиссное решение вроде бы его удовлетворило.
Все скамейки в коридоре были заняты. Эми стояла возле ящика с песком для окурков — некоторые использовали его не по назначению как плевательницу. Я пригласил ее в комнату и предложил сесть.
Существует неписаный закон адвокатской этики, согласно которому коллеги никогда не спрашивают друг друга, кто клиент и зачем он пришел. И все же по испытующим, внешне безразличным взглядам моих сослуживцев я чувствовал — они понимают необычный характер посещения.
— Что случилось, Эми? Давно тебя не видел.
— Так уж вышло…
— Где ты сейчас? Учишься или работаешь?
— Работаю.
— Чудесно! Значит, становимся самостоятельными, сами добываем себе пропитание? Где ты работаешь?
— В ювелирной мастерской.
— О, не зевай! — пошутил я. — Не напали бы на тебя гангстеры.
И вдруг она посмотрела на меня строго и сердито. Шутка моя почему-то оказалась неудачной. В следующий миг Эми виновато улыбнулась.
— Я целый день нанизываю стеклянные бусы. Это моя работа.
Наступила неловкая пауза. Мне было неудобно ее спрашивать, зачем она пришла. Я предложил ей сигарету. Она закурила, и мне вспомнилась принцесса, которая приглашала меня на премьеру. Словно это случилось не пару месяцев назад, а очень-очень давно.
— Я хочу с вами посоветоваться, как поступить, что можно предпринять. Арестовали одного моего знакомого.
— За что его арестовали?
— Я не знаю.
Мне показалось, она не говорит всей правды.
— Как его имя?
— Борис Йорданов Тодоров.
Я записал. А рядом поставил большой вопросительный знак.
— Кем задержан?
— Пятым отделением милиции.
— По уголовному делу или гражданскому?
— Нет. Наверное, по уголовному.
Тут было налицо противоречие. Не знает, за что задержан, но знает причины задержания.
— Кто тебе сказал?
— Его приятели.
— И они не знают?
— И они.
Я все больше укреплялся в мнении, что она что-то от меня утаивает. Незаметно увлекшись, я продолжал свои расспросы.
— Когда
— В среду ночью.
Я изобразил удивление.
— Интересно. Ночью дома не арестовывают.
— Его арестовали на улице.
Я кивнул, словно это объяснение вполне меня удовлетворило.
— Он был один?
— Один!
— А кто же смог тебе сказать, что его арестовали ночью, а не утром?
Она взглянула на меня с подозрением.
— А я и не утверждаю, что это случилось ночью.
— Хорошо, Эми, — сказал я примирительно. — Сегодня же я выясню, что смогу, а вечером можешь позвонить мне домой.
Девушка скручивала в трубочку какую-то бумажку.
— Вы, может быть, его знаете. Видели… Помните, в сквере… Вы не заметили? У него еще мотороллер…
— А… да-да, — отвечал я словно нехотя. — Припоминаю, но я забыл, как выглядел молодой человек.
— Черноглазый, такой кудрявый, высокий…
— Ну что же, посмотрим, что можно сделать.
Она поднялась и робко оглянулась.
— Где можно заплатить?
— Глупости, Эми! — искренне возмутился я. — Это не большая приятельская услуга.
Эми благодарно улыбнулась. Надо признаться, я, к своему стыду, испытывал что-то похожее на злорадство. Так, значит, надменный ангел с мотороллером влип…
В пятом отделении работал Камен. Мы с ним учились еще в гимназии, потом — на юридическом факультете, у нас была общая компания; позже он стал работать следователем в милиции, а я — адвокатом. Два-три раза в месяц мы встречались с ним за рюмкой, вспоминали молодые годы, рассуждали по поводу, воспитания детей (у него дочка чуть старше моей) или просто болтали, что доступно только очень старым друзьям.
Я позвонил ему в тот же вечер. Мы встретились в маленьком ресторанчике, где нас знали как завсегдатаев. Без всякого заказа официант принес рюмку сливовицы ему, а мне — коньяк. Камен показал на рюмки и усмехнулся.
— Видишь, какова сила традиции? Модернизм куда менее удобен. Отсюда можешь сделать соответствующие выводы для своих литературных опусов.
Я принял вызов.
— Мир не может держаться на одних традициях. Это бы значило отрицать революции.
— Я их не отрицаю. И все-таки, согласись, традиция — нечто очень удобное.
Наша глубокомысленная ресторанная дискуссия продолжалась недолго, но нам удалось разрешить важнейшие мировые проблемы. После того как мы нашли легкий и вполне испытанный способ установления истинно человеческих отношений на обоих полушариях нашей планеты, разговор наш принял более конкретное направление.
— Ты ничего не знаешь о деле Бориса Йорданова Тодорова? — спросил я.
Я всегда поражался быстрой смене выражений лица Камена. Я говорил ему об этом и даже предсказывал великое будущее кинозвезды. Однако он почему-то так и не уверовал в мои предсказания. Добродушный весельчак, с которым мы вели шутливо-философский разговор, мгновенно преобразился в строгого следователя. Он недоверчиво взглянул на меня.